Сара Парецки - Горькое лекарство

Повесив трубку, я испытала чувство огромного облегчения и обратила вопрошающий взор к моей «компаньонше» с дряблым подбородком. В свою очередь, та смотрела на меня с нескрываемым возбуждением и любопытством. Да, ей известно, где это – «Дружба-5». «Кэнэри и Бидвелл» направляли именно туда своих случайно, знаете ли, пострадавших работников. Всего пару миль отсюда по шоссе, не ошибетесь, сразу увидите...

– А не могли бы вы позвонить туда сейчас же и предупредить о нашем приезде? Скажите им, что это диабет, молоденькая девушка...

Теперь, когда кризис миновал, дама была не только готова, но даже рада помочь...

Как спринтер, я ринулась к Консуэло. Та лежала под молодым деревцем, прерывисто дыша. Стоя перед ней на коленях, я потрогала ее лицо. Кожа холодная, набрякшая потом. Не открывая глаз, она пробормотала что-то по-испански. Убейте, я не могла понять что, поняла только несколько слов, обращенных к маменьке. Видимо, ей казалось, что она здесь.

– Да, да, детка, я здесь. Ты не одна. Все сейчас сделаем, как надо. Пойдем, доченька, пойдем, держись!

Я чувствовала, что вот-вот задохнусь, сердце в груди сжалось от сострадания.

– Держись, Консуэло! Только не умирай, ну, пожалуйста.

Не помню как, но мне удалось поставить ее на ноги. То ли я волокла ее на себе, то ли подталкивала, но мы прошли крестный путь к машине, каких-то сто ярдов... Больше всего я боялась, что Консуэло упадет в обморок... Когда мы были уже в автомобиле, мне показалось, что она потеряла сознание, но все свои силы я употребила на то, чтобы четко выполнять указания крашеной дамы из «Приемной». Та-ак-с, прямо по дороге, второй поворот налево, следующий – направо. Вот и госпиталь, распластавшийся на земле, точно огромная морская звезда. Я «вломилась» чуть ли не в самый приемный покой. Дама с фабрики хорошо сделала свое дело. Стоило мне открыть дверцу автомобиля, как носилки были уже у машины. Умелые руки профессионально выхватили Консуэло и уложили на каталку.

– У нее диабет, – сказала я дежурному ординатору. – И двадцать восемь недель беременности. Это все, что я могу сообщить.

Скоро сюда прибудет врач из Чикаго, который досконально знает историю ее болезни.

Металлические двери с шипением открылись, ординатор следовал за носилками, а я брела по холлу до тех пор, пока внутренний вход приемного покоя не поглотил Консуэло. Что ж, если она выдержит тяготы, связанные с этими катетерами и шлангами, до приезда Малькольма, все будет в порядке.

Я твердила себе это, бредя вслед за носилками. В конце коридора, наверное через милю, наткнулась на сестринскую палату. Две белые молодые женщины в белоснежных накрахмаленных шапочках энергично обменивались краткими фразами. Судя по внезапным взрывам хохота, они разговаривали явно не о только что поступившей пациентке.

– Извините, – обратилась я к ним. – Меня зовут Ви. Ай. Варшавски, я только что привезла женщину с преждевременными родами. К кому мне обратиться?

Одна из сестер заявила, что тут же свяжется с номером 108. Другая поправила свою шапочку, видимо, для того, чтобы убедиться: ее «медицинский облик» в полном порядке, и, надев на себя докторскую улыбку – безличную, но в то же время покровительственную, – проговорила:

– Боюсь, что к нам еще не поступала информация об этой больной. Вы ее мать?

Мать?! Ничего себе, подумала я, внезапно придя в ярость. Хотя для этих молоденьких бабенок я выглядела даже бабушкой.

– Нет, просто друг семьи. Ее доктор будет здесь в течение часа. Малькольм Треджьер, он из группы Лотти Хершель. Вы не могли бы сообщить это персоналу из блока интенсивной терапии?

Мне подумалось, что всемирно известную Лотти конечно же должны знать даже здесь, в Шомбурге.

– Кого-нибудь найду, чтобы им сказали. Естественно, как только освободится дежурная сиделка.

Она как-то тупо улыбнулась мне и продолжила:

– Ну а пока почему бы вам не подождать в посетительской? Это – там, в конце коридора. Здесь не место для посторонних. Разумеется, до времени, отведенного для посещений.

Каюсь, я растерянно заморгала. Какое отношение это имело к сведениям о здоровье Консуэло? Впрочем, лучше сэкономить силенки для настоящей драки. Я вышла и отыскала посетительскую.

Комната отличалась особой стерильностью, которую в клиниках, очевидно, создают специально, дабы люди, мающиеся в ожидании плохих вестей, в максимальной степени почувствовали свою беспомощность. Дешевенькие ярко-оранжевые кресла, обитые искусственной кожей, чопорно выстроились вдоль молчаливых стен безликого желтовато-розового колера. На креслах и овальном металлическом столе были разбросаны старые номера журналов «Беттер хоумз энд гарденз», «Спорте иллюс-трейтед» и «МакКоллс». Единственной моей сотоваркой оказалась дама средних лет, смолившая одну сигарету за другой. Она сидела неподвижно, без каких-либо эмоций. А если и двигалась, то только для того, чтобы достать очередную сигарету и прикурить от золотой зажигалки... Небудучи курильщицей, я была лишена даже этого небольшого развлечения.

Я тщательно проштудировала каждое слово отчета о весьма спорном бейсбольном матче на первенство мира 1985 года, когда появилась мегера, с которой я разговаривала в сестринской палате.

– Это вы говорили, что приехали с беременной девушкой? – спросила она.

Кровь застыла в моих жилах:

– А что?.. Она... Есть какие-то новости?

Она покачала головой, издав легкий смешок.

– Мы только что заметили, что никто не заполнил ее карточку. Такой, видите ли, информационный листок. Не потрудитесь ли вы пройти со мной и сделать это?

Она провела меня сквозь длинный ряд запиравшихся на ключ коридоров к офису при входе в госпиталь.

Плоскогрудая увядшая блондинка приветствовала меня с нескрываемой злобой.

– Вам бы следовало явиться сюда, как только вы приехали, – раздраженно сказала она.

Я бросила взгляд на именной жетон, несколько увеличивавший бюст этой особы.

– А вам следовало бы вывесить специальные листочки-предупреждения с изложением здешних правил. Не умею читать чужие мысли, миссис Кеклэнд.

– Но мы ничего не знаем об этой девушке. Ни ее возраста, ни истории болезни, никого, с кем можно связаться в случае, если возникнут какие-то проблемы...

– Не кричите, пожалуйста, – попросила я. – Вот я – тут, перед вами. Я известила ее доктора и семью. И сейчас, воспользовавшись паузой, отвечу на ваши вопросы. На те, разумеется, что смогу.

Сопровождающая меня медсестра, у которой оставалось достаточно свободного времени, чтобы посмотреть «мыльное» шоу, примостилась у окна с безразличным видом, но явно подслушивала наш разговор. Миссис Кеклэнд торжествующе на нее поглядела. Уж она-то прекрасно работала на публику.