Сара Парецки - Горькое лекарство

Питер сидел за письменным столом, сжимая револьвер, точно такой же, как у меня. Алан Хамфрис расположился в кресле напротив. Дуло было направлено в сторону Алана, и при нашем появлении рука Бургойна с оружием не дрогнула. Лишь лицо было искажено, на нем неестественно резко выделялись глазные белки.

Наше неожиданное появление, казалось, нисколько не поколебало Питера: ни удивление, ни шок не были властны над ним.

– А, Вик, это ты.

– Да, Питер, это я. А это – детектив Роулингс из чикагского департамента полиции, Мюррей Райерсон из газеты «Геральд стар». Мы хотим поговорить с тобой о Малькольме Треджьере.

Он еле заметно улыбнулся.

– Действительно, хочешь? Очень мило. С удовольствием. Он был хорошим врачом. Из него получился бы такой же доктор, каким должен был стать я сам – первым учеником и преемником Лотти Хершель, исцелителем боли, защитником бедных и слабых.

– Заткнись, Питер, – резко прервал его Хамфрис. – Ты просто выжил из ума.

– Если так, то вовремя и в подходящем месте, Алан. Ты ведь знаешь, что деньги – еще далеко не все. Стоило тогда Малькольму появиться у нас в госпитале, я понял: это конец! Он сразу же оценил, что мы сделали, и главное, чего мы не сделали. Из вежливости он ничего не сказал, просто включился в работу и сделал все, что еще можно было сделать. Увы, было слишком поздно.

Питер говорил словно во сне. Я взглянула на Роулингса, но тот был полицейским высочайшего класса, с многолетней практикой и потому прекрасно понимал: ни в коем случае нельзя прерывать чью-то исповедь.

– Я знал, Малькольм будет докладывать Лотти Хершель, а потому предупредил Алана, что мы должны быть готовы к серьезным неприятностям. Но Алан не пожелал готовиться к чему-либо. Ведь так, Алан? Так, старина? Ну разве можно препятствовать потенциальному росту прибыли, или как это там называется в мире денег... Вот Алан и задержался в госпитале допоздна, чтобы как следует все обдумать. Это было еще до того, как мы упустили девчонку, Консуэло. Но она скончалась, а все из-за этих инъекций сульфата магния: критическое у нее было состояние...

В течение всего разговора Питер держал Алана на мушке. Сначала тот пытался прервать его, делал знаки, что следует разоружить Питера, но, увидев, что мы не реагируем, оцепенел.

– А потом Алану вдруг повезло, не так ли, Алан? Ночью объявился муженек девчонки. О, Алан – тонкий психолог, знает, где искать у людей сильные и слабые стороны. Он, например, и со мной хорошо поработал в этом плане. Достаточно мне было заглотнуть денежную наживку, как я увяз по уши в его сетях. Разве не так, Алан? ... Ну ладно, явился муж Консуэло. И Алан всучил ему пять тысяч, чтобы осчастливить его и заткнуть глотку. А заодно выведал, что у того есть дружки, которые за деньги вам что угодно могут сделать. Допустим, взломать квартиру Малькольма и украсть его записи, а заодно – выбить из него мозги... Да, да, Алан, конечно, ты просил их подождать, выждать время, когда Малькольма не будет дома. Но что бы это тебе дало, Алан? Да ничего. Ведь Треджьер всегда смог бы восстановить записанное. Нет, ты приговорил его к смерти...

– Ты бредишь, Бургойн! – побледнев, воскликнул Хамфрис. – Разве вы не видите, детектив, что он совершенно не в себе? Если вы отнимете у него револьвер, мы сможем поговорить на всякие деликатные темы. Ясно же, Питер съехал с рельсов. Но вы-то умный человек, Роулингс! Офицер полиции! Я уверен, что сообща мы бы кое-что конструктивное придумали.

– Бросьте, Хамфрис, – сказала я. – Мы знаем, что номер телефона Серджио Родригеза имеется в вашем кабинете. И можем сделать так, что детектив сейчас же пошлет туда людей, и улика окажется в распоряжении полиции.

Он с жадностью вдохнул воздух – первый ощутимый признак бреши в защите. А Питер продолжал как ни в чем не бывало:

– Итак, Треджьера убили. Но нам было известно, что Варшавски – частный детектив с превосходной профессиональной репутацией. И я стал следить за ней. Ну, понимаете, молодой красивый доктор с кучей денег, масса женщин попалась бы на удочку. А вдруг, мол, и она клюнет? Кроме того, у Алана все еще не было пленки с надиктованными записями Малькольма. Не исключено, что Треджьер ухитрился передать эту пленку ей. А обыскать квартиру Варшавски, когда она спала, было парой пустяков.

Он уставился на меня глазами, полными подлинного безысходного отчаяния.

– Ты нравилась мне, Вик. Возможно, я бы полюбил тебя, не дави на мои плечи груз содеянного – убийство. И потом ты становилась все более и более подозрительной, а я не мастер притворяться, скрывать что-нибудь. Поэтому стал сторониться тебя. Да еще весь этот кавардак с досье лиги «Ик-Пифф»...

Голос у него дрогнул. Я глубоко вздохнула.

– Все правильно, Питер, я об этом знаю. Алан вошел в контакт с Дитером Монкфишем и уговорил его устроить демонстрацию противников абортов у клиники Лотти. И кому-то из них было поручено украсть историю болезни Консуэло... А ты, Питер, и не подозревал, что юрист «Дружбы-5» Дик Ярборо – мой бывший муж. Мне было ясно, что он не по карману Монкфишу, а потом я захотела узнать, кто же платил гонорары Дику за то, чтобы снять Дитера с крючка правосудия, когда он был арестован за погром, учиненный в клинике Лотти.

Заметив, что Питер отвлекся, Алан сделал попытку выскочить из кресла. Однако Роулингс направил на него револьвер, давая понять, чтобы Хамфрис угомонился.

– Позвольте доктору закончить, мистер, – сказал Роулингс. – Так, значит, это вы подстрекали Серджио взломать квартиру мисс Варшавски и унести досье? Так? Да при этом еще сосед-старик пострадал! С разбитым черепом его увезли в больницу. К счастью, не умер. Эта сторона дела нам ясна. Но вот как насчет Фабиано? Он-то за что получил пулю?

– А, этот! – Питер взглянул на свой револьвер. – Алан заплатил ему за молчание. Мы подумали, что такой суммы он в руках никогда не держал и не будет подавать иск на госпиталь. Но он сбрендил, когда его стали тормошить братья Консуэло и Вик. Всем известно, как они близки с Хершель, а сотрудница Лотти – родная сестра погибшей Консуэло. Таким образом, любой, кто захотел бы докопаться до истины, обязательно уперся бы в Хершель. Правильно я говорю? – Роулингс и я молча утвердительно кивнули. – И вот Фабиано, – продолжал Питер, – все-таки вчинил иск Лотти Хершель, обвиняя ее в халатности при лечении беременной Консуэло. Сначала, правда, он старался держать свое слово – не выдавать «Дружбу»... Знаете, остатки кодекса чести... Но уж раз заваривается такая каша, трудно себя контролировать. И, разумеется, адвокат Фабиано мигом учуял, где пахнет большими деньгами. В «Дружбе», естественно...

Алан буквально рассудок потерял. Заставил меня разузнать, какой модели и калибра револьвер у Варшавски, и купил точно такой же. Он договорился о встрече с Фабиано в баре для дружеской, отеческой беседы. Я ехал впереди, на машине. Ты взял меня, чтобы еще больше впутать, не так ли, Алан?.. ... Он обнял парня и выстрелил ему в голову. Разумеется, оставил гильзу в барабане. Видимо, думал: полиция, так или иначе, столкнется с Вик, а уж если установит, что Фабиано застрелен из такого револьвера, то не миновать ей ареста. Он дал мне этот револьвер на сохранение. Дескать, дома – жена, дети, опасно держать оружие. Так, Алан?