Харлан Кобен - Обещай мне

— Ну? — спросил он, когда та приехала.

Она ввела его в курс дела. Стайнберг был крупным мужчиной с животиком и походил на плюшевого медвежонка, которого ужасно хотелось потискать. Конечно, он был женат. Лорен уже очень давно не попадались холостяки, к которым хотелось прикоснуться.

Выслушав Лорен, Стайнберг заметил:

— Я немного покопался в прошлом Болитара. Ты знаешь, что они со своим другом Уином оказали немало услуг федералам?

— Такие слухи ходили.

— Я разговаривал с прокурором штата Нью-Джерси Джоан Тэрстон. Все это покрыто тайной, но сводится к следующему: все считают, что у Уина не все дома, но Болитар — в полном порядке.

— Я слышала то же самое, — подтвердила Лорен.

— Ты ему веришь?

— В целом, думаю, да. Просто вся история какая-то безумная. Вдобавок он практически сам указал на себя пальцем, а разве человек с его опытом может так наследить?

— Ты считаешь, его подставляют?

Лорен поморщилась.

— Это тоже не стыкуется. Эйми Биль позвонила ему сама — значит, должна была бы в этом участвовать.

Стайнберг сложил руки на столе — рукава были закатаны. Густые волосы, покрывавшие его большие руки, вполне могли сойти за мех.

— Тогда получается, что она просто сбежала?

— Получается.

— А то, что она пользовалась тем же банкоматом, что и Кэти Рочестер?

Лорен пожала плечами:

— Вряд ли это совпадение.

— Может, они знают друг друга?

— Если верить родителям, то — нет.

— Это ничего не значит, — заявил Стайнберг. — Родители ни черта не знают о своих детях. Можешь мне поверить — у меня дочери-подростки. Мамы и папы, утверждающие, что знают о своих детях все, обычно знают меньше других. — Он покрутился в кресле. — В доме Болитара и его машине так ничего и не нашли?

— Там еще не закончили, но что они могут найти? Мы и так знаем, что она была и в доме, и в машине.

— Полицейские занимаются поисками?

Лорен кивнула.

— Тогда пусть они и продолжают этим заниматься. Мы даже не можем открыть дело — ей ведь уже исполнилось восемнадцать, верно?

— Верно.

— Ладно, так и решим. Оставим это полиции. А сама займись вплотную убийствами в Ист-Орандже.

Стайнберг рассказал ей о деталях расследования. Лорен слушала, стараясь ничего не упустить. Вне всякого сомнения, дело было громким. Двойное убийство. Не исключено, что в их краях снова объявился известный киллер. Такие дела она обожала и по опыту знала, что свободного времени у нее точно не будет. Тот же опыт подсказывал ей, что Эйми скорее всего просто сбежала из дому и с ней все в порядке. На это красноречиво указывал сам факт снятия ею денег перед звонком Майрону. Как бы то ни было, Лорен теперь этим не занималась.

Говорят, что горе старит, но в случае с Клэр Биль было верно другое. Кожа на лице натянулась так сильно, что, казалось, к ней совсем не поступает кровь. Морщины исчезли, и она выглядела бледной и изможденной.

Майрон вспомнил, какой она была в юности. Они часто сидели в классе и просто болтали. Он начинал ее смешить. Обычно Клэр была тихой и даже подавленной. Но когда он был в ударе, когда ему удавалось расшевелить ее, она начинала смеяться буквально до слез. Он не унимался и обожал эти моменты: она уже больше не сдерживалась и вся излучала радость.

Клэр молча смотрела па него. Время от времени любой человек задумывается о тех моментах, когда все было так хорошо. Он мысленно возвращается в прошлое и пытается понять, что сделало его таким, каким он стал, и была ли минута, когда он мог поступить иначе и направить свою жизнь совсем по другому, более успешному руслу.

— Рассказывай! — попросила Клэр.

Он так и сделал. Он начал с вечеринки у себя дома, когда случайно подслушал беседу Эйми и Эрин в подвале, рассказал об обещании и позднем ночном звонке. Он ничего не стал утаивать, рассказал об остановке на бензоколонке и даже о словах Эйми, что дома у них проблемы.

Клэр слушала не шевелясь и молчала, хотя губы предательски подрагивали, и время от времени закрывала глаза, будто ожидала удара, но не хотела от него уклоняться.

Когда он закончил, в комнате воцарилась мертвая тишина. Клэр не задавала никаких вопросов: она стояла не двигаясь и выглядела очень хрупкой и беззащитной. Майрон сделал шаг вперед, но тут же понял, что напрасно.

— Ты знаешь, что я ни за что не причинил бы ей вреда, — сказал он.

Она не ответила.

— Клэр?

— Ты помнишь момент, когда мы встретились в Литл-парке у колеса обозрения?

— Мы там часто встречались, Клэр, — ответил он не сразу.

— На игровой площадке. Эйми было три года. Подъехал фургон со сладостями, и ты купил ей сливочную помадку с миндалем.

— А она ее терпеть не могла!

Клэр улыбнулась:

— Ты помнишь?

— Да.

— Ты помнишь, какой я была тогда?

Он немного подумал:

— Я не понимаю, что ты хочешь сказать.

— Эйми была такой непоседой! Ей нужно было попробовать абсолютно все! Она захотела скатиться с высокой горки, но надо было забраться по высокой лестнице. Она была еще слишком мала — во всяком случае, я так считала. Она была моим первым ребенком. Я так за нее боялась, но остановить не могла. Поэтому я позволила ей забраться по лестнице, но все время стояла сзади, помнишь? Ты еще пошутил по этому поводу.

Майрон кивнул.

— Еще до се рождения я поклялась себе, что ни за что не превращусь в родительницу, которая без своей опеки и шагу не дает ребенку шагнуть. Поклялась! Но Эйми взбирается по этой лестнице, а я нахожусь прямо за ней и подставляю на всякий случай руки. А вдруг она сорвется и упадет? Потому что даже в таких невинных местах, как игровая площадка, родители все равно воображают себе самые страшные картины. Мне все время представлялось, что сейчас ее крохотная ножка соскользнет со ступеньки, а пальчики на руках не удержат веса, и она полетит вниз, и ударится головой о землю, и…

Ее голос замер.

— Поэтому я все время находилась сзади. И была готова ко всему.

Клэр замолчала и перевела взгляд на Майрона.

— Я не сделал ей ничего плохого, — сказал он.

— Я знаю, — тихо ответила она.

От этих слов он должен был почувствовать облегчение, но не почувствовал. В се голосе было нечто, что продолжало держать его в напряжении.

— Я знаю, что ты не мог причинить ей вреда. Я это знаю. — Ее глаза сверкнули. — Но на тебе тоже лежит вина!

Он не знал, как на это реагировать.

— Почему ты не женат? — спросила она.

— Какое, черт возьми, это имеет значение?

— Ты один из самых приятных и замечательных мужчин, которых я только знаю. Ты любишь детей. Ты не голубой. Так почему ты до сих пор не женат?

Майрон сдержался, говоря себе, что Клэр сама не своя из-за исчезновения дочери и просто выплескивает эмоции.

— Я думаю, это потому, что ты несешь разрушение, Майрон. Все, к чему ты прикасаешься, оборачивается для людей болью. Я думаю, что именно поэтому ты до сих пор холост.