Чарльз Хигсон - Полный улет

Ноэль проверил, как следует ли закрыта машина, и неторопливо пошел к дому. Он не стал звонить в дверь, просто опять решил зайти со двора. Внутри горел свет, но это ничего не значило, отец мог спать, бодрствовать, быть вдрызг пьяным или уйти в бар… По крайней мере, было включено отопление. Он чувствовал, что в доме тепло, а это большой плюс. Отец обычно кричал, что не может позволить себе отапливать дом, и все время отключал отопление.

Ноэль быстро прошел через грязную кухню, стараясь не дышать, и очутился в гостиной.

И тут он остановился:

— Ни хрена себе!

Здесь сидел Терри Наджент вместе с каким-то высоким худощавым типом. У худощавого на щеке красовалось огромное бордовое родимое пятно. Эти двое сидели на диване по обе стороны от отца, который выглядел довольно жалко: бледный, избитый, полуживой. Его нос был разбит, и всю верхнюю губу покрывала спекшаяся кровь.

Увидев Ноэля, Терри встал. Он напоминал бетонную глыбу. На нем были все те же шорты и футболка, что и вчера — в такую-то погоду и в футболке? — и вязаная синяя шапочка.

— Здравствуй, Ноэль, — сказал он. — Заходи. Присоединяйся к нашей дружной компании.

— Привет, — ответил Ноэль. — Что ты здесь делаешь, Терри?

— Ты знаешь, что я здесь делаю. Я ищу твоего брата. И что же? Этот старый хрыч говорит, что он не знает, где его сын.

Ноэль посмотрел на отца, который в это время поднял глаза и печально смотрел на него.

— Все нормально, пап?

Отец посмотрел вниз, ничего не сказав.

— Конечно нормально.

— Пап?..

Терри сделал шаг по направлению к Ноэлю:

— Не волнуйся за него.

— Терри. — Ноэль почувствовал себя смертельно уставшим. — Чего тебе надо?

— Что-то происходит, Ноэль. И ты расскажешь мне, что именно.

Ноэль инстинктивно стал отходить назад, но Терри продолжал наступать, пока не прижал его к стене. Терри оказался почти на дюйм ниже ростом, но это не делало его менее опасным, отнюдь.

— Чес мертв, — сказал Ноэль, его голос звучал тихо и сдавленно.

— Я не верю тебе. — От Терри воняло. Шея его была покрыта пятнами.

— Это правда. Была драка.

— Ну, брось, Ноэль. Я не дурак.

У Терри на лбу красовался огромный багровый кровоподтек с нагноением в центре, похожим на прорвавшийся нарыв. Глаза Ноэля оказались как раз на этом уровне. Бишоп подумал: бедный малый, кому достался этакий смачный удар.

— Так ты хочешь, чтобы я все рассказал, или нет?

— Что ж, валяй. Давай послушаем.

Так Ноэль начал рассказывать, поначалу смущаясь, но через некоторое время ему стало казаться, что это говорит кто-то другой, а он просто слушает голос, рассказывающий историю о Чесе, как тот захотел обокрасть старого знакомого по имени Паттерсон, как он пришел к Пайку, а потом сменил тактику и обворовал его. Это была история о двадцати пяти тысячах фунтов, о Германе-Хермане и Терри Надженте в том числе, и она закончилась тем, что Чес был убит.

Когда все было рассказано, Терри принялся спокойно обдумывать что-то, а Ноэль увидел, что отец весь сжался на диване. Старик плакал. Он-то ему поверил.

Чес всегда был его любимчиком.

— Нет. Я не верю этому, — наконец сказал Терри.

— Что ты имеешь в виду? Чему ты не веришь? — спросил Ноэль. — Почему нет?

— Ты прячешь его, — резко ответил Терри. — Ты покрываешь его.

— Я сказал тебе всю правду. Что еще я могу сделать?

— Ты можешь перестать врать.

— О, ради бога, Терри…

Терри ударил его. Пощечина. Его короткая толстая лапа неслась на него всей пятерней. Он быстро заехал Ноэлю сбоку, удар пришелся по щеке и по уху. Ухо немедленно запылало и наполнилось острым пронизывающим звоном.

Ноэлю поплохело. А в голове была одна-единственная мысль: как долго Пайк собирается сидеть в туалете?

— Огромное спасибо, что разрешили мне принять ванну, — сказал Пайк.

— Не за что. — Сара Уэллер протянула ему пару толстых зеленых полотенец.

— Вы, наверное, уже собрались спать.

— Не берите в голову.

— Я чувствую себя так, словно неделю торчу в этой чертовой машине. Все время туда-сюда по дрянной трассе М-4. — Пайк потер шею.

Сара улыбнулась ему.

— У меня море горячей воды, так что можете налить столько, сколько пожелаете. Я люблю принимать ванну так, чтобы вода буквально выплескивалась. Конечно, это существенно испортило мне потолок на кухне.

— Кирсти в порядке?

— Уснула. Спит без задних ног.

— А ваш мальчик?… Дэррен?

— Его из пушки не разбудишь. Спит как бревно.

— Я буду рад с ним как-нибудь познакомиться.

— Идите же, — Сара улыбнулась. — Идите и примите свою ванну.

Пайк вошел в ванную комнату. Ванна набиралась, и комната была наполнена паром. Это оказалась очень симпатичная ванная, чистая и заполненная вещицами женщины и ее маленького сына. Здесь стояли всякие баночки и тюбики, аэрозоли и губки, висело фланелевое белье, нашлись водные часы, флакончик пены для ванны в форме Барта Симпсона, шампунь, кондиционер, масло для ванны… Пайк вспомнил свою ванную. Одно полотенце, мочалка, шампунь и бритвенные принадлежности — вот и все. Он никогда не умел жить с шиком, а последние десять лет вообще вел практически монашеский образ жизни. Пайк опять задумался: когда же он наконец перестанет казнить себя.

Он разделся и аккуратно сложил свою одежду на туалетном сиденье. Потом попробовал температуру воды, она была в точности такой, как он любил: терпимо горячая. Выключив кран, Пайк осторожно залез в воду, медленно устраивая свое тело в испускающей пар воде. Его заледеневшие ноги поначалу обожгло, и они начали гореть, но Дэннис знал, что вскоре испытает настоящее блаженство.

Сара налила в ванну какую-то пену или соль положила, и теперь от воды шел приятный хвойный запах с легкой ноткой сладости.

Господи, как хорошо! Действительно, на этом длинном пути под названием «жизнь» стоит жить ради таких маленьких радостей. Он лежал и слушал, как капает вода, глаза его были закрыты. Ему хотелось спать, и Пайк проваливался в полубессознательное состояние, позволяя странным мыслям медленно кружиться в голове и гоня прочь все плохое, связанное с Чесом, Паттерсоном, ручкой в ухе Германа. Он думал, какими старыми показались ему его родители. Казалось, время ускорилось для них. В течение многих лет они не менялись, словно он не видел их всего несколько месяцев. А теперь — будто на них наслали какие-то ужасные чары. Пайк вспомнил детство и Гарри. Гарри мучил его, бил при любом удобном случае. Пока, где-то к пятнадцати, Пайк неожиданно не подрос и, когда Гарри вернулся домой из школы, не избил его.

Он спрашивал себя, знают ли его старики, что Гарри гомосексуалист, легавый-гомик, позорище. Может, и знали, но не желали в это поверить.

Он вспомнил, как ушел из школы, сдав экзамены. Как его родители отчаянно хотели, чтобы он учился дальше и сдал экзамены для поступления в колледж… Но его уже тошнило от того, что его обзывали зубрилой и паинькой, тошнило от школы… Именно тогда он увлекся футболом, а двумя годами позже, когда он познакомился с братьями Бишоп, его было не узнать: жестокий подросток, который никому не позволит увидеть, что у него внутри…