Лео Мале - Нестор Бюрма в родном городе

– Что вы думаете о Дакоста?– спрашивает меня Дорвиль, как только мы выезжаем под платаны.

– Я буду искренен, старина. Если бы он не был вашим с Лорой приятелем, а также отцом этой малютки, я бы оставил его выкарабкиваться из этого дерьма самого. И должен вам сказать еще одну существенную вещь: если, найдя Аньес, я увижу, что она счастлива в том месте, где она находится, вы все, сколько вас есть, можете бегать за мной сколько вздумается, я не дам вам ее адреса. Я вас предупредил. Черт возьми! Вы что, не видели этой комнаты? Она же вся насквозь пропитана унынием. Пари держу, если бы мы пощупали подушку, мы бы нашли ее мокрой от слез.

– Не горячитесь. Возможно, вы измените ваше мнение по ходу дела.

– Возможно. Но в том, что касается Дакоста, я своего мнения не изменю. Он мне крайне антипатичен.

– Вы иначе взглянете на ваши предубеждения, когда вам станут известны некоторые вещи. Это конченый человек, несчастный бедняга, который мучается и терзается… надорванный этой душевной язвой.

– Опять эта старая песня. Вы мне скажете наконец, в чем тут дело?

– Да, как я вам обещал. Ну так вот… Нужно вернуться к 1962 году, к самому разгару алжирской заварушки. После ареста генералов все тут в метрополии вообразили, что дело закончено. Так оно действительно и было. Но единственно потому, что так называемый Черный Триумвират, то есть те трое, что были инициаторами создания диверсионных групп «Омега»… групп «конца», откуда идет их обозначение последней буквой греческого алфавита, так вот, единственно потому, что Триумвират этот был уничтожен прежде, чем сумел как следует развернуться. Эти трое, известные под псевдонимами Жасмин, Самолет и Зерно, которых до того момента держали в узде вышеупомянутые генералы, получили полную свободу действий, как только их начальники были арестованы. Это были опасные революционеры. И властям было хорошо известно, для кого эти люди представляли страшную угрозу. Незадолго до провозглашения независимости, а именно в июне 1962-го в Алжире должна была состояться чрезвычайно важная встреча, в ходе которой эти трое, а также некоторые руководители и члены различных террористических групп должны были встретиться с руководителями одной мусульманской партии, которая вела борьбу против ФНО, с целью заключить договор о союзе; это было бы прелюдией к финальной схватке. Конференция состоялась, но закончилась катастрофой. Кто-то оказался предателем. При помощи сил порядка шпики окружили конспиративную «явку» и сгребли всю компанию. Зерно был убит на месте, сопротивляясь с оружием в руках. Жасмин и Самолет покончили с собой в тюрьме, позже. Остальные лопают казенную чечевицу во всех шести углах шестиугольника. Вот так!

– Ну и при чем тут Дакоста? Поскольку, я полагаю, здесь имеется какая-то связь?

– Имеется. Дакоста проскочил. Он должен был присутствовать на встрече, но его машина застряла в какихто пробках, в нескольких местах дорога была перегорожена, ему пришлось ехать в объезд, и в конечном счете он так и не добрался до места назначения. Об аресте всей компании он узнал по дороге. Ну и поступил как все. Все погорело, никакой надежды не оставалось. Он вышел из игры и затаился. Потом в числе прочих жалких беженцев беспрепятственно добрался до метрополии… Не считая нескольких посвященных, никому не известно, что этот призрачный X…– простите, но я не вижу необходимости раскрывать вам его военную кличку,– заочно приговоренный к смертной казни, и Жюстиньен Дакоста – это одно и то же лицо. Кроме того,– добавляет он, посмеиваясь,– после этого алжирского дела он уже совсем не тот…

– Не сочтите за черный юмор,– говорю я,– хватит ходить вокруг да около. Это он продал своих товарищей?

– Бог с вами! С чего вы взяли?

– Я? Ни с чего. Я просто задал вопрос.

– Боже праведный! Вы полагаете, я бы смог подать ему руку?

– Ну ладно, неважно. В конце концов, вы его лучше знаете, чем я. Лично я полагаю, что для такого дела у него вполне подходящая рожа, но это ни о чем не говорит.

– Раньше у него была не такая рожа. Это с тех пор. Некоторые из наших соотечественников стали его холодно принимать… эта история с задержавшейся машиной, конечно, показалась несколько странной… Он здорово переживал из-за этих невысказанных подозрений… Без конца перебирая их мысленно… В конце концов сам стал сомневаться, а не виноват ли он в некотором смысле. У него нет сомнений, что, доберись он вовремя до места, ему бы удалось не допустить такого развития событий.

– А этот предатель, никто так и не узнал его имени?

– Никто. Не все участники встречи были знакомы друг с другом… Вернемся к Аньес: то вызывающе-презрительное отношение к отцу, которое я у нее заметил, свидетельствует о ее сомнениях в его непричастности к алжирскому делу. Что-то в этом роде. По-другому это невозможно объяснить.

– И здесь кроется причина ее бегства из отчего дома? Чувство стыда за отца, подозрения насчет того, что он, по ее мнению, мог совершить?

– Это одна из гипотез. Должно быть, есть и другие. Взять, например, эту стофранковую ассигнацию [7] Сто новых французских франков соответствуют десяти тысячам старых.– Прим. ред. .

– Да, кстати, поговорим о ней. Какую роль вы ей отводите во всем этом деле?

– На мой взгляд, она исполняет некую символическую роль. Наподобие сребреников Иуды. Она должна была напомнить тому, кто ее получит, какой-то гнусный поступок. Это черная метка пиратов. Почему бы не предположить, что люди, враждебные Дакоста, считающие его предателем, похитили Аньес, заставили ее саму пометить этот билет знаменитой аббревиатурой и…

Он умолк.

– И?…

– Черт возьми! Это все. Мое воображение дальше не идет.

– Это уже кое-что. Скажите-ка, я забыл вас спросить, вы теперь устроились работать по какой части? Вы, случайно, не сочиняете телесериалы?

– Нет. Но в некотором роде я все же писатель.

– Мне следовало бы догадаться. Детективы?

– Нет…

Несмотря на свою озабоченность, он разражается хохотом.

– Представьте себе, что в тюряге, куда завела меня моя активная деятельность, я досконально изучил все, что когда-либо было написано о рыбной ловле, поскольку сам люблю закинуть удочку. Я написал трактат о рыбной ловле, один специализирующийся на этом издатель ее опубликовал, и я, наглый компилятор, если не сказать плагиатор, в достаточной мере пользуюсь авторскими правами, чтобы иметь возможность сидеть сложа руки и бить баклуши. Я много раз слышал, что у писаний такого рода имеются многочисленные читатели, и должен с удовольствием констатировать, что это правда.

– Во всяком случае, это замечательно,– смеюсь я.– Переход от вооруженной борьбы к рыбной ловле с удочкой!