Лео Мале - Лихорадка в квартале Маре

Вокруг меня сгущались сумерки, а мне хотелось ясности во всех смыслах этого слова. Может, немного света рассеет мое головокружение, усугубляющееся темнотой. Я нажал кнопку на цоколе настольной лампы.

Под резким светом ярко вспыхнула рукоятка ножа для разрезания бумаг. Что касается прогулок голой танцовщицы из литого золота, то они мне просто почудились. Она не покинула грудь Кабироля и не заплясала на моей. Она решительно оставалась на своем месте, неподвижно и с подпятой ногой. Для меня предпочтительней был этот вариант, чем какой-нибудь другой.

Итак, нож не тронули, но не оставили без внимания две другие вещи: губы мертвеца, с которых стерли следы губной помады, и бумажник, который я опять сунул в карман Кабироля после изъятия некоторой суммы денег на свои нужды – он отсутствовал. По ассоциации идей, я ощупал свои карманы – к счастью, пятьдесят конфискованных купюр оказались на месте. Не кончил я себя поздравлять, как раздался телефонный звонок.

Я еще полностью не пришел в себя и находился слишком близко от телефона, чтобы успеть проконтролировать свои рефлексы. Когда я понял всю неосторожность своего поведения, липкий эбонит телефонной трубки уже коснулся моего уха.

На музыкальном фоне «Вальса Гордецов» послышался молодой торопливый, с оттенком тревоги голос:

– Это вы, Кабироль?

Похоже, что абонент спешит сообщить нечто серьезное. По крайней мере у меня создалось такое впечатление, хотя, может, я и драматизировал ситуацию. Вся обстановка тому способствовала.

– Кому вы звоните? – спросил я.

Музыка замолкла. Голос ответил:

– Тампль 12-12.

Тампль 12-12. Точно, номер телефона старого пришитого скряги. Он валялся тут перед моими глазами, среди вполне подходящих декораций. Тем не менее я переспросил:

– Тампль сколько?

– 12-12.

После цифр последовало энергичное проклятие раздосадованного собеседника. Ему этот разговор явно надоел.

– Вы ошиблись.

На другом конце провода резко бросили трубку, забыв извиниться. Я положил свою и вытащил носовой платок, чтобы немного заняться хозяйством. Протер трубку и тут же решил сменить обстановку.

Слишком долго я здесь задержался, нагромождая одну глупость на другую, похоже, слишком много народу назначало себе здесь свидания в различных формах и с разными намерениями.

Бросив последний взгляд на папашу Кабироля и его хлам, я погасил свет и взял направление на выход.

Когда я переступал порог, у меня мелькнула какая-то странная мысль, тут же погасшая, смутное чувство чего-то виденного раньше, воспоминание, всплывшее из глубин сознания, но так и не оформившееся, исчезнувшее как блуждающий огонек в мозговых извилинах, оставив после себя чувство неудовлетворенности.

Я не стал выяснять природу этого странного мысленного эха. Оставаться в этих местах становилось все более опасным. Вышел на лестницу, думая, что удары по черепушке не проходят даром. Спустившись немного вниз, я опять услышал телефонные звонки, которые мне показались настойчивыми и яростными. Такие штуки часто воображаешь себе в подобных ситуациях, но это абсолютно ничего не значит.

На улице, погруженной в преждевременно наступившую ночь, свет фонарей отражался на мокром асфальте. Дождь перестал, но небо было черным, набитым облаками, как перина пухом. Это было просто короткое затишье, которое ничего хорошего не обещало. Единственное, что напоминало о весне, легкий, ласкающий ветерок. Над стоком в канализацию образовалось целое озеро – вода не успевала стекать по трубам. Автомобилисты, которые ничего не делали, чтобы объехать эту лужу, поднимали фонтаны грязной воды, обрушивающейся на тротуары. За исключением этого места, пешеходы передвигались спокойно, проходили мимо злополучного дома, не подозревая, что там только что произошло убийство, кража и удар дубинкой по голове – все это в течение очень короткого времени. Можно сказать, что был поставлен рекорд продуктивности, делающий честь исполнителям. Квартал Марэ хорошо известен умением своих ремесленников – лучших во все времена.

Я перешел скользкую улицу и стал прохаживаться по автобусной остановке, где несколько человек ждали 66-й. Я ждал иного, полагая, что тип, звонивший по телефону, проявил слишком много волнения, чтобы не приехать посмотреть, в чем дело, поскольку Кабироль не отвечал на телефонные звонки. Взгляд на физиономию этого типа мог бы пригодиться в будущем.

Автобус подошел и забрал всех пассажиров, но я не опасался привлечь чье-то внимание своим слишком продолжительным присутствием, поскольку туристы в этой части Парижа часто подолгу останавливаются, чтобы полюбоваться старыми и уважаемыми дворцами, пока они не пали под натиском отбойных молотков. А как раз передо мной, на углу улиц Франк-Буржуа и Вьей-дю-Тампль, высилось стройное каменное алиби, возведенное много веков тому назад. Башня Барбетты и, если не ошибаюсь,– это все, что осталось от дворца Изабеллы Баварской… Я недавно прочел статью на эту тему, уж не помню, в какой газете. В один из вечеров 1407 года, поспешно выходя отсюда, герцог Орлеанский, брат короля, был атакован и убит наемными убийцами Жана-Бесстрашного. Как видно, у меня талант не пропускать ни одной уголовной истории. Даже в далеком прошлом я попадаю в самую точку!

Вид молодого человека, идущего торопливой походкой по противоположному тротуару, вернул меня в XX столетие. Возможно, это был такой же гражданин, как все, избиратель и сделавший положенные прививки. Он ничем не отличался от других, с которыми разминался. На нем были серое демисезонное пальто, мягкая, тоже серая шляпа и предположительно наручные часы, как у всех и каждого. Но мой инстинкт подсказывал мне быть бдительным. А когда он, не колеблясь, завернул под арку здания, из которого я недавно вышел, все мои последние сомнения пропали. Сейчас оставалось узнать, сколько времени пройдет, прежде чем легавые заведут хоровод вокруг Кабироля, словно мухи над миской протухшего рагу.

Я оставил свой пост, перешел через улицу и остановился на подходящем расстоянии от арки – не слишком близко и не слишком далеко, чтобы ничего не пропустить из спектакля, если таковой произойдет. Что касается спектакля, то пришлось ограничиться видом того же самого типа, когда он вышел из дома. И поскольку, ступив на тротуар, он сразу повернулся ко мне спиной, я был лишен возможности посмотреть на его лицо. Он пустился в путь бодрой походкой, точно такой же, какой пришел сюда. Я колебался несколько секунд, глядя на удаляющуюся фигуру. Может быть, это он звонил по телефону, а может быть, и нет. Может быть, он приходил к Кабиролю, а может быть, и нет. Может быть, мне надо оставить его в покое, а может быть, надо следовать за ним. Ни одна статья закона не запрещала мне идти позади него. А потом все же… В общем, я пошел за ним.