Сара Парецки - Смертельный удар

— На «Ксерксесе» на самом деле были добры к маме. Они оплачивают все эти счета без разговоров. Если ты не можешь сказать мне, что происходит с мамой, я ухожу. Мне надо в офис. И может быть, я смогу найти кого-нибудь, кто растолкует мне. Возможно, я найму собственного следователя. — И она показала мне язык.

— Попробуй, сестренка. Все частные следователи в городе уже проинформированы, что общение с тобой очень рискованно.

Она посмеялась и ушла. Я оставалась до тех пор, пока Луиза не доела свой скромный ленч и не заснула опять. Приглушив звук у телевизора, я на цыпочках вышла из дома и спрятала запасной ключ под карнизом над задним крыльцом.

Хотела бы я понять смысл проводившихся годами всех этих проверок, причем еще до того, как кто-то окажется заинтересован в возбуждении дела против компании. Скорей всего это связано с махинациями по страхованию, но я не могла уловить прямой связи. Я никого не знала на «Ксерксесе» из тех, кто мог бы дать мне разъяснение. Мисс Чигуэлл могла бы, но мое общение с ней было не слишком тесным и не вполне дружеским. Хотя она сделала для меня все, что могла, поэтому я снова проделала долгий путь до Хинсдейла.

Мисс Чигуэлл находилась в гараже и красила свою шлюпку. Она приветствовала меня в своей обычной отрывистой, резкой манере, но поскольку она пригласила меня на чай, я поняла, что она рада вновь увидеть меня.

Она не имела представления о том, почему на «Ксерксесе» начали делать анализы крови.

— Я только помню, что Куртис волновался на этот счет, поскольку они обязаны были посылать результаты всех этих проверок в какую-то лабораторию, а все отчеты по ним хранили отдельно, присвоив каждому служащему свой номер, и так далее… Именно поэтому он имел собственные записи, по которым расписывал все данные по именам, не утруждая себя запоминанием схемы и нумерации.

Я просидела в обитом ситцем кресле больше часа, съела при этом гору булочек, а она обсуждала со мной, что сделала бы, если бы не смогла найти своего брата.

— Я всегда мечтала поехать во Флоренцию, — призналась она. — Но теперь я слишком стара, как я полагаю. Я никогда не могла убедить Куртиса выехать за пределы страны. Он вечно боялся, что заразится какой-нибудь ужасной болезнью, отравившись водой или едой. Он боялся, что иностранцы обманут его.

— Я тоже всегда хотела побывать во Флоренции. Моя мать родом из маленького городка на юго-востоке страны. Меня оправдывает лишь то, что я никогда не имею на руках достаточной суммы, чтобы заплатить за авиабилет. — Я подалась вперед и убеждающим тоном добавила: — Вы посвятили своему брату большую часть жизни и не обязаны провести ее остаток, ожидая у окна с зажженной свечой. Если бы мне было семьдесят девять, плюс хорошее здоровье и деньги, я уже была бы в аэропорту с чемоданом и паспортом, готовая улететь первым же ночным рейсом.

— Вероятно, вы могли бы, — согласилась она. — Вы храбрая девушка.

Через некоторое время я покинула ее и направилась в Чикаго. Плечи мои снова болели. Беседа с мисс Чигуэлл заняла немало времени. Я могла бы поговорить с ней по телефону, если бы не испытывала удовольствия от встречи с ней, но моя бесплодная поездка в конце длинной недели совсем измучила меня. Может, пора предоставить полиции все, что имею? Я попыталась представить, что я рассказываю Бобби свою историю.

— Понимаете, они делали анализы крови своим служащим, а теперь боятся, что кто-то найдет их и возбудит против них судебное дело за сокрытие того факта, что ксерсин токсичен, да еще настолько…

А Бобби снисходительно улыбается и говорит:

— Я знаю, что ты расположена к старой даме, но, возможно, все эти годы она была недовольна своим братом. Я бы не рассматривал эти записи как нечто очень значительное. Как ты вообще узнала, что это его записные книжки? У нее тоже есть кое-какая медицинская практика. Она могла подделать их, лишь бы досадить ему. Потом он исчезает, и она пытается придать их огласке. Черт возьми…

Да нет, Бобби не захочет пользоваться скверными выражениями, говоря со мной…

— Черт возьми, Вики, может, они слишком сильно поссорились и она стукнула его по голове, а потом запаниковала и сбросила его тело в Солт-Крик. Потом она звонит тебе и сообщает, что он исчез. А ты, как порядочная леди, поверишь в эту историю, причем именно так, как ей надо.

Кто может утверждать, что дело было не так? В любом случае я была совершенно уверена, что Бобби посмотрел бы на это именно так, прежде чем предпринять шаги в отношении такой важной в Чикаго персоны, как Густав Гумбольдт. Я могла бы все рассказать Мюррею, кроме нежелания Бобби пойти по следу Гумбольдта. Мюррей камня на камне не оставил бы от этих людей, возбудив общественность. Но я просто не хотела давать ему факты, которые могли бы вывести его на Луизу.

Я заехала к себе домой, чтобы утешить мистера Контрераса относительно пропажи молодого Арта, а также повидать собаку. Было слишком темно, чтобы я решилась выйти с ней, хотя на ней определенно сказалась нехватка активной жизни, недостаток нагрузки. Впрочем, темень за окном была не главной причиной. Предстояло сначала избавиться от посягательств Гумбольдта — только тогда я смогу спокойно бегать с собакой по утрам.

В поездке я все время проверяла, нет ли за мной хвоста. Слава Богу, никто не следил. До некоторой степени это меня не обрадовало. Возможно, мои приятели поджидают, когда выпустят Троя и Уолли, чтобы выполнить очередное поручение. А может, решили, что обычное нападение не пройдет, и подыскивают какой-нибудь более изощренный и эффектный способ — например, бомба в моем автомобиле или в квартире у Лотти. На всякий случай я припарковалась на некотором расстоянии от ее дома и доехала затем на автобусе.

Я приготовила на обед омлет, причем более удачно, чем это было с цыпленком, ибо на сей раз моя стряпня не подгорела. Однако был ли у него какой-нибудь вкус, я сказать не могу. Я поведала Лотти о своих дилеммах, о том, как выйти на Юршака и Гумбольдта, и сообщить ли Кэролайн, что я нашла ее отца.

Она поджала губы.

— Я не могу советовать тебе относительно Гумбольдта. Тебе придется выработать план. Но насчет отца Кэролайн я должна сказать тебе, по своему опыту, что знать — всегда лучше. Ты считаешь, что это ужасное знание. Да, так оно и есть. Но она не слабая. И ты не смеешь решать за нее, что ей можно, а чего не следует знать. Хотя бы потому, что она может узнать это каким-либо более ужасным способом и от кого-то еще. И потом, она может вообразить что-то куда более ужасное, чем есть на самом деле. Поэтому на твоем месте я сказала бы ей.

Сказанное ею явилось лучшей формулировкой моих собственных мыслей. Я кивнула:

— Спасибо, Лотти.

Мы провели остаток вечера в молчании. Лотти просматривала утренние газеты, маленькие призмочки света отражались в ее очках. Я не делала ничего. Я чувствовала, будто мой мозг упакован в кожаную оболочку — защитное покрытие, не позволяющее новым мыслям вторгаться и мучить меня. То было следствие пережитых страхов. Я подцепила на крючок крупную рыбу, но боялась вытащить гарпун и немедленно атаковать ее. Я с трудом переносила сознание того, что он способен запугать меня, но сознание данной возможности парализовало во мне всякие мыслительные процессы.