Сара Парецки - Ожоги

На кухне, около телефона, нашла блокнот, вырвала листок, нацарапала Робину записку, объясняя, почему я ухожу так рано, и тихо слиняла.

В половине шестого город только пробуждался к жизни. Правда, в окнах некоторых домов уже горел свет — это был рабочий район, где день начинался рано. На дорогах же машин почти не было, и я выехала на главную магистраль.

Добравшись до дома, я почувствовала, что вот теперь-то, кажется, готова поспать. Забралась в постель и действительно сразу уснула, на этот раз — до восьми часов. Потом встала, натянула шорты и рубашку — голова была еще не совсем ясная — и пошла на кухню варить кофе и просматривать газеты. В половине десятого позвонил Фери.

— Я вчера весь вечер прождал твоего звонка, Вик, — произнес он даже несколько раздраженно, и это мне совсем не понравилось.

— Извини, Майкл, совсем забыла. Если бы мне было что сказать, я бы наверняка позвонила. Но та женщина меня даже на порог не пустила.

— Ну так дай мне ее имя и адрес, может быть, мне больше повезет. — Раздражение в его голосе сменилось какими-то заискивающими нотками.

— Слушай, почему бы тебе не отдохнуть? В конце концов, Элина никому пока не причинила вреда. А у тебя полно всяких убийц, насильников и прочей публики, чтобы сделать тебя счастливым. Так зачем же транжирить городскую казну на мою тетку? В один прекрасный день она сама объявится, пьяная и раскаивающаяся.

— Я занимаюсь этим только потому, что дядюшка Бобби хочет избавить тебя от печальной необходимости вытаскивать ее под залог из женского суда, — натянуто произнес Майкл. — Сам я, конечно, не стал бы тратить на это время.

— Ну так я сейчас позвоню Бобби и скажу, чтобы он не беспокоился.

Тут мой взгляд упал на часы, и я вспомнила свой «график работ». Черт! Уже двадцать минут назад я должна была быть в Центре документации и вгрызаться в проект Дарроу Грехема.

— Извини, Майкл, мне надо бежать.

— Минутку, Вик, — как-то настойчиво проговорил он. — Не говори ничего лейтенанту. Он надерет мне задницу, если узнает, что я тебе жаловался.

Все это, честно говоря, начало меня раздражать.

— Хорошо, — сказала я, — в таком случае не приставай больше с этим ко мне. В ту же секунду, как только увижу ее или что-нибудь услышу, дам тебе знать. Ну, пока.

Я хлопнула трубку на рычаг и побежала одеваться. Но, застегивая «молнию» на джинсах, опять услышала телефонный звонок. Сначала решила, что не буду брать трубку — скорее всего это Фери, — затем уступила настоятельности звонка.

— Мне нужна Виктория Варшасси, — произнес мужской голос с сильным акцентом; тот самый голос, который отвечал мне вчера из фирмы «Алма Миджикана». Он произнес «Варшасси», и я его поправила, прежде чем представиться.

— Говорит Луис Шмидт, Варшасси. Маленькая птичка принесла на хвосте новость — вчера ты пыталась шпионить за моими рабочими на Дэн Райан. Я звоню тебе сказать, перестань лезть в чужие дела.

— По-моему, вы неправильно набрали номер. Здесь нет никого по фамилии Варшасси.

Я отставила трубку от уха и стала натягивать желтый хлопковый свитер.

— Это Виктория Варшасси? Частный сыщик?

— Да, я частный детектив, но моя фамилия Варшавски. — Я произнесла это очень дружелюбно.

— Значит, с тобой я и говорю. Слушай ты, сука, не суй свой проклятый нос в чужие дела, поняла? Не то пожалеешь.

— О, Луи, Луи, ты произнес то самое волшебное слово; теперь мой интерес к тому, что делается в «Алма Миджикана», никогда не угаснет. Я, видишь ли, очень не люблю, когда меня называют сукой.

— Я тебя предупредил, Варшасси: не суй нос не в свое дело. Иначе ты очень, очень пожалеешь, — прорычал он и швырнул трубку.

Я завязала кроссовки и помчалась вниз через две ступени. Пеппи заскулила, когда я пробегала мимо двери мистера Контрераса, но сегодня у меня не было на нее времени. Конечно, это несправедливо — заставить ее проторчать весь день с мистером Контрерасом, он не мог выгулять ее как надо. Но я не могла остановиться.

Мне хотелось кричать — столько на мне лежит всяких обязанностей: собака, Фери, Элина, Грехем, все остальные клиенты. А теперь эта бравада с Луисом Шмидтом. Дернул его черт позвонить мне с глупыми угрозами!

Получить бы небольшую сумму вперед, уехала бы к черту из этого города месяцев на шесть.

К трем часам я закончила изнурительные копания в жизни и привязанностях будущего перспективного вице-президента по маркетингу в фирме мистера Грехема. В свой отчет я включила его жену, сынишку и постоянную любовницу. Последнее, правда, мистера Грехема не слишком волновало. И это хорошо — иначе мне пришлось бы бежать еще в одном направлении, но для Грехема все, что ниже пояса, не имеет никакого значения, если не влияет на работу.

Только когда отчет был отпечатан и отослан, я позволила себе прерваться на обед. К тому времени я зверски проголодалась, но зато с каким же удовольствием я зачеркнула самое главное задание в своем «графике работ». Правда, страшно болела голова.

Я зашла в вегетарианское кафе за углом и взяла суп и йогурт. Голод я утолила, но головная боль не прошла. Я попыталась не обращать на нее внимания, думала о Луисе Шмидте и его злости на меня, но при такой головной боли не до логических выкладок. Когда я выезжала из подземного гаража, больше всего хотелось поехать домой и завалиться в постель, но невыполненные обязательства преследовали меня. Я повернула на север и поехала к дому Сола Селигмана.

Мое появление старика не обрадовало. Он никак не хотел давать фотографии дочерей. Потребовалась масса энергии — это при неутихающей головной боли, — чтобы оставаться вежливой и в то же время настойчивой.

— На вашем месте я бы тоже сердилась. За те налоги, что вы платите, можно ожидать должного обращения. Но, к сожалению, на свете есть множество бесчестных людей и вот — страдают такие парни, как вы.

Так мы беседовали минут сорок пять. Наконец Селигман сердито махнул рукой, подошел к массивному секретеру и откинул крышку. Бумаги лавиной посыпались на пол. Не обращая на это внимания, он покопался в оставшихся бумагах и вытащил пару фотографий.

— Вот… иначе вы никогда не уйдете. Дайте мне расписку и уходите. Оставьте меня. И не возвращайтесь, пока не выясните, что я чист.

Это были групповые фотографии: по всей вероятности, сделаны на какой-нибудь семейной вечеринке. Дочери Селигмана стояли в центре, рядом с матерью. По бокам — Рита Доннели с двумя молодыми женщинами, по-видимому дочерьми, но в тот момент я не придала этому значения — мне и смотреть-то было больно.

Я вытащила из сумки блокнот, вырвала страницу и написала для Селигмана расписку с описанием фотографий; буквы так и прыгали перед глазами, даже не знаю, что я накорябала. Старик засунул расписку в секретер и выпроводил меня.