Сара Парецки - Ожоги

— Извини, Марисса, кажется, я немного отстала от жизни. Во всяком случае, я не такая горячая поклонница Бутса, чтобы отдать за это пятьсот долларов.

Бутс — это кличка. Настоящее его имя — Доннел.

А кличку он получил во время кампании семьдесят второго. Тогда реформаторы решили, что им под силу вообще выбросить его из списка окружных кандидатов. Они выставили тогда какого-то безвестного беднягу, чье имя я напрочь забыла, и вели всю кампанию под лозунгом «Дайте Мигеру пинка». [4] Непереводимая игра слов: boot (бут) — пинок; бутс — мн. ч, (give smb. boots — надавать пинков, выгнать). Однако, как и следовало ожидать, старая гвардия снова одержала верх — Мигера переизбрали; еще бы — слишком уж у него влиятельные покровители. В Бисмарке в честь переизбрания устроили праздничное собрание, и, когда Мигер появился на сцене, многочисленные поклонники дружно заорали: «Бутс! Бутс!» С тех пор его никто иначе не называет.

— Вик, — на этот раз Марисса говорила очень серьезно, — нам нужно, чтобы было побольше женщин. Иначе это будет выглядеть, будто Роз продалась Мигеру, и фонд не получит необходимой поддержки. А ты к тому же все еще пользуешься хорошей репутацией среди местных женщин… хотя и не работаешь больше в полицейском управлении.

Короче говоря, ее лесть, расточаемые Фуэнтес похвалы и мое чувство вины за то, что я давно и полностью устранилась от политики, сделали меня покровительницей. Тем более что в тот момент на столе у меня лежал и улыбался свеженький чек на две тысячи долларов.

В толстом белом конверте было приглашение на вечеринку, ксерокопия программы и пустой конверт, в который следовало вложить двести пятьдесят долларов. На программке большими буквами школьницы Марисса нацарапала: «Жажду поскорее увидеть тебя».

Я с любопытством просмотрела списки спонсоров и покровителей. Похоже, Бутс сил не пожалел для того, чтобы заполучить в свои ряды известных демократов. А может, это Марисса постаралась. Бог ты мой! Список так и пестрел именами известных судей, сенаторов, директоров крупных корпораций. Мое имя было в самом конце списка покровителей. Господи ты Боже мой, и где же это она раскопала мое второе имя — Ифигения?! Это при том, что я стараюсь держать в большом секрете непонятную даже мне самой прихоть моей матери. Я с трудом поборола желание немедленно позвонить Мариссе и отказать ей в финансовой поддержке.

Так… празднество состоится в это воскресенье. Я взглянула на часы — пятнадцать минут восьмого. Можно еще позвонить Мариссе и успеть в «Видимые сокровища» до восьми.

Несмотря на позднее время, она оказалась в своем офисе. Услышав мой голос, попыталась изобразить радость, но получилось у нее не слишком естественно; Марисса, надо сказать, относится ко мне хорошо, лишь когда надеется что-нибудь от меня получить.

— Ну что, Вик, готова к воскресенью?

— Спрашиваешь! — ответила я с энтузиазмом. — Что надевать, джинсы или вечерний туалет?

Она заметно оттаяла.

— О, это не имеет значения. Будет что-то вроде пикника. Я буду скорее всего в платье, а ты можешь и в джинсах.

— Как насчет Рости? Ты, кажется, говорила, что он придет.

— Нет, его не будет. Зато будет Синди Мэтиссен, глава его чикагского отделения.

— Вот и прекрасно, с ней и поговорю о Президентских башнях.

— Что ты имеешь в виду? — В голосе Мариссы опять зазвучала настороженность.

— Я имею в виду гостиницы СРО, — ответила я очень серьезно. — Ты же знаешь, что их снесли, все до единой. Чтобы освободить территорию для Президентских башен. Уничтожили восемь тысяч комнат. И теперь я не могу найти жилье для своей тетушки. — Я коротко объяснила ей, в чем проблема, и продолжала: — Так что, сама понимаешь, быть горячей поклонницей местных демократов, Бутса или Рости, я просто не могу, пока не раздобуду ей жилье. Но если я поговорю с… как ты сказала ее зовут… Синди? Возможно, она мне поможет.

Шарики в голове Мариссы завертелись с бешеной быстротой — я ощущала это на своем конце провода. Казалось, даже трубка вибрирует.

— Какую плату может осилить твоя тетушка? — спросила она наконец.

— В «Копьях Индианы» она платила семьдесят пять. В месяц.

— Если я найду ей жилье, обещаешь не поднимать в воскресенье вопрос о Президентских башнях? Никому ни слова. Тема эта несколько щекотливая. Для всех.

В основном для демократов, подумала я. Особенно теперь, когда на повестке дня в парламенте стоят вопросы этики.

Я сделала вид, что нахожусь в нерешительности.

— А ты сможешь раздобыть жилье к завтрашнему вечеру?

— Смогу, раз надо, Вик. — Тут уже она не стала скрывать раздражения.

Вот и прекрасно. У меня оставалось еще двадцать минут до восьми. Две из них я потратила на то, чтобы выписать чек для движения «Женщины округа Кука — за открытое правительство».

Закрывая за собой дверь офиса, я впервые вздохнула с облегчением. Кто сказал, что шантаж — плохая штука? Бывает совсем наоборот.

Наконец-то я прорвалась сквозь пробки к площади Расина. К дому. Было уже около девяти. Целый день я фактически ничего не ела, только перехватила слегка в маленькой забегаловке на Кэнел. И то давно, в два часа. Я мечтала о тишине и покое, о горячей ванне, выпивке и вкусном ужине. На этот случай у меня в холодильнике была припасена телячья котлетка, как раз вот для такого «усталого» вечера дома. Но вместо этого мне предстояло провести еще одну ночь в обществе Элины.

Я подъехала к дому, припарковалась. Света в моих окнах не было. Не исключено, что она уже свалилась где-нибудь на кухне или в гостиной. Или же соблазняет мистера Контрераса. Тут я вспомнила, что не оставила ей ключей и не показала, как запирать дверь.

Я отперла нижний замок — он запирается автоматически когда захлопываешь дверь, и зажгла свет в прихожей. Оттуда была видна гостиная; там было пусто, диван сложен, постель убрана.

Я прошла через столовую — никого; зашла на кухню, зажгла свет… и остановилась как вкопанная. Кухня так и сверкала чистотой. Накопившаяся за три дня посуда вымыта и убрана, клеенка на столе блестит, пол — тоже, газеты аккуратно сложены. На столе листок, вырванный из моего блокнота. На нем неровным почерком Элины написано:

«Вики (зачеркнуто и изменено на „Виктория, детка“), большое спасибо за приют. Я знала, что в трудную минуту могу на тебя положиться. Ты всегда была хорошей девочкой, но я не собираюсь висеть у тебя на шее. Удачи тебе, детка, увидимся в лучшем мире, в лучшие времена, как говорится».

Письмо заканчивалось бессчетными поцелуями и подписью.

Подумать только, с трех часов ночи, с того самого момента, как Элина появилась у моих дверей, я только и мечтала о том, чтобы все это оказалось лишь кошмарным сном, чтобы Элина исчезла так же внезапно, как и появилась. И вот моя мечта сбылась, но радости я не испытывала. Скорее наоборот, ощущала какую-то странную пустоту в груди. Ведь, несмотря на кажущуюся общительность, у Элины практически не было друзей. Разумеется, на любой из улиц Чикаго наверняка нашелся бы какой-нибудь ее бывший любовник… Только вряд ли хоть один из них вспомнил бы ее. Боюсь, и сама Элина всех их забыла. Так что, постучаться ей было некуда.