Ричард Пратер - Тепло оружия

Я взглянул в сторону двери, находившейся справа от меня и частично у меня за спиной. Она была по-прежнему закрыта, и больши никто в комнату не вошел. Если бы это случилось, то, полагаю, к этому времени, мне уже прострелили бы голову. Но на данный момент все было под контролем — пока — поэтому я переключил большую часть своего внимания на Джимми Вайлета.

Он цеплялся за ковер, а потом заперебирал ногами, пытаясь сесть на полу. Через несколько секунд ему это удалось. Из разбитого носа текла кровь, перепачкавшая губы и подбородок. Зрелище, конечно, не из приятных, но зато теперь его лицо уже не казалось совсем уж бесцветным.

Он был вне себя от ярости, и, похоже, это мешало ему соображать. Или, возможно, у него и со зрением было не все в порядке, и он не видел пистолета у меня в руке. Но так или иначе, он сунул руку за пазуху и извлек оттуда небольшой револьвер. Он едва успел вытащить оружие из плечевой кобуры, когда я выстрелил, позволяя пуле пройти у него над правым ухом.

В комнате грохот выстрела показался оглушительным, и если не зрение, то уж слух, должно быть, наверняка подсказал ему, что он взял ошибочный курс. Мне даже не пришлось приказывать ему бросить оружие; его пальцы разжались сами собой, в то время, когда рука ещё продолжала свое движение, и маленькая хромированная игрушка — дамский пистолет, я бы так назвал его — упал на пол, отлетая в мою сторону.

В комнате царило безмолвие.

Я взглянул на притихшую троицу.

Джимми прикрыл рот рукой, а затем подался всем телом вперед и сплюнул на ковер. Он медленно поднялся на ноги.

И тут раздался телефонный звонок.

Телефон стоял на крышке бара, за спиной у троих приятелей хозяина. Я беспрепятственно прошел туда и снял трубку.

Писклявый голос сказал мне:

— Позови Джимми. Побыстрее.

— Ладно, а кто это?

— Бинго. Позови Джимми… а кто говорит?

— Он сейчас сам тебе расскажет, — пообещал я. — По крайней мере, мне так кажется.

— Это… это Скотт? Не может быть. Черт, этого не может быть.

Я взглянул на Джимми Вайлета и указал на телефон, а затем положил трубку рядом с аппаратом и вернулся в свое кресло.

— Да, — прорычал он в трубку. — Да, это Джимми. — Тут он ненадолго замолчал, выслушивая собеседника. — Да, именно, ладно. Да, он козел. Конечно, козел, кто бы спорил? Да… ага… гм. Правильно… Жду вас здесь. Конечно, милый, вы проделали большую работу. Я ведь могу на вас положиться, не так ли? Ладно, поспешите.

Джимми опустил трубку обратно на рычаг, осторожно вытер нос платком и затем зло взглянул в мою сторону.

— Выметайся, — приказал он. — Нам больше не о чем говорить.

— Надеюсь, что ты все-таки удержишься от очередной глупости и не станешь подначивать кого-нибудь из своих ребят подстрелить меня, когда я буду выходить отсюда. Ты только что говорил с Бинго. Так что должен знать — или хотя бы догадываться — что шесть тысяч полицейских прекрасно знают о том, что я сейчас в гостях у Джимми Вайолета. А им же просто-таки не терпится поскорее засадить тебя за решетку. Особенно по обвинению в убийстве.

Он продолжал сверлить меня взглядом.

— А что, идея не плохая.

— Но у тебя на уме совсем другое, не так ли, Джимми?

Он ещё несколько мгновений разглядывал меня, а затем перевел взгляд на своих подручных. И медленно кивнул. Этим самым он дал им понять, что убивать меня нельзя, даже если предоставится такая возможность. В общем, по крайней мере, не сейчас.

Этого было вполне достаточно для того, чтобы я опустил направленный в сторону троих приятелей пистолет. Но убирать его не стал, а просто положил руку на колено.

— Слушай, Джимми, — сказал я. — А какое тебе дело до Джорджа Холстеда? Его замочил кто-нибудь из твоих ребят?

— Не будь идиотом. Мне больше нечего тебе сказать.

Что ж, возможно, он и в самом деле уже высказал все, что хотел. А вот я нет. Мне нужно было сказать Джимми Вайолету ещё кое-что.

— Ладно, — проговорил я. — А теперь, чмо болотное, послушай, что скажу тебе я. И слушай очень внимательно, зря, что ли, у тебя на тыкве уши лопушатся. Если ты ещё когда-нибудь подошлешь ко мне кого-то из своих недоносков, то я снова приеду сюда. И вот тогда, Джеймс, я не только согну тебя в бараний рог, но и заверну тебе башку под крыло.

Он одарил меня хищным взглядом. Так может смотреть только Дракула, припадающий к нежной девичьей шейке и оборотень, учуявший запах свежей крови. Но голоса так и не повысил.

— Не думаю, — спокойно проговорил он, — что у меня возникнет желание снова приглашать тебя. — Вынужден признать, что в этот момент он был великолепен.

Я встел и направился к двери, однако, совсем не глядя в её сторону. Никто не шелохнулся. Я вышел в коридор, выждал десять секунд, а затем снова заглянул в комнату. Все четверо стояли тесным кружком и о чем-то тихо совещались. Но преследовать меня никто из них не собирался.

Поэтому я сказал:

— Вот так-то лучше, — и ушел.

Я подъехал к воротам, удерживая руль левой рукой. В правой руке у меня все ещё был зажат “кольт”, который я удерживал так, чтобы его не было из окна. Но никаких проблем с проездом у меня не возникло.

Гаргантюа распахнул ворота и даже улыбнулся мне, когда я проезжал мимо него.

Спрятав пистолет обратно в кобуру, я направился в Беверли-Хиллс, к дому на Беверли-Драйв.

Коль скоро уж речь зашла о доме, то ни один из домов, в которых мне пришлось побывать за последнее время не мог стоить меньше пятидесяти тысяч, а парочка из них наверняка могла потянуть даже больше, чем на сотню. Добавьте к этому отели “Норвью” и “Беверли-Хиллс”, и тут же станет ясно, что мне приходится иметь дело с людьми по меньшей мере состоятельными.

Поэтому меня совсем не удивило, что дом Уоллсов оказался большой, добротной постройкой в стиле ранчо с огромной ухоженной лужайкой перед ним — престижная недвижимость стоимостью от ста до ста с половиной тысяч долларов.

Я свернул на серую бетонированную подъездную дорожку, припарковал машину перед дверью парадного входа на специально отведенном для этого месте, взошел на крыльцо и нажал кнопку звонка.

Послышался мелодичный перезвон.

Через полминуты дверь отворилась, и на пороге возник Эдвард Уист — или Уоллс. Он глядел на меня, и судя по выражению красивого, загорелого лица, был настроен весьма благожелательно.

Я порадовался тому, что передо мной стоит именно тот человек, которого я разыскиваю, так как хотя мне и не удалось нигде раздобыть его фотографию, но он идеально соответствовал описаниям, полученным от нескольких опрошенных мной человек.

О его возрасте судить было трудно. Где-нибудь в промежутке от тридцати до сорока. Шесть футов росту или чуть поменьше, хорошо сложен, широкие, мускулистые плечи и узкие бедра. На нем были сандалии, синие брюки-бермуды и белая футболка. У него были светло-русые, почти белые волосы, вьющиеся и очень густые. Волевой подбородок, смеющийся рот и живые голубые глаза — словом, очень симпатичный человек.