Вернон Салливан - Я приду плюнуть на ваши могилы

— Как тут выехать из этого городишки? — спросил я Джин.

— Все равно как… — прошептала она.

Я взглянул на нее в зеркало. Глаза ее были закрыты.

— Ответьте же, наконец, — настаивал я. — Вы слишком много спали и слегка одурели от этого.

Она метнулась ко мне, как безумная, и схватила мню голову обеими руками, чтобы поцеловать меня. Я благоразумно затормозил, так как это значительно уменьшило видимость.

— Ну, поцелуй же меня, Ли!..

— Подожди хоть, пока мы не выедем из города.

— Ах! Мне все равно. Люди?.. Пусть все узнают об этом.

— А как же твоя репутация?

— Можешь не беспокоиться. Поцелуй меня.

Поцеловать… Это ничего, если продолжается пять минут, но я не могу делать это не переставая. Спать с ней и вертеть ее в разные стороны — согласен. Но не целовать. Я с трудом высвободился.

— Будь благоразумной.

— Ли! Ну, поцелуй меня. Пожалуйста.

Я снова прибавил скорость и свернул в первую же улицу направо, потом налево — я пытался хорошенько встряхнуть ее, чтобы она отцепилась от меня и занялась чем-нибудь другим, но с этим паккардом ничего нельзя было поделать. В нем абсолютно не трясло. Она воспользовалась заминкой, чтобы снова оплести руками мою шею.

— Можешь быть уверена, что в этом местечке о тебе будут рассказывать презабавные вещицы.

— Пусть их себе рассказывают хоть в пять раз больше. До чего они будут раздосадованы, когда…

— Что когда?

— Когда узнают, что мы скоро поженимся.

Честное слово, быстро же продвигалось дело с этой девицей! Встречаются ведь некоторые особы, на которых это действует, как валерьянка на кота или дохлая лягушка на фокстерьера. Им хочется повиснуть на вас на всю оставшуюся жизнь.

— А мы скоро поженимся?

Она наклонилась к поцеловала мою правую руку.

— Можешь быть уверен.

— Ну и когда?

— А прямо сейчас.

— Только не в воскресенье.

— Почему? — спросила она.

— Нет. Это идиотизм. Твои родители не дадут согласия.

— Мне все равно.

— Но у меня нет денег.

— Нам хватит на двоих.

— Мне едва хватает одному, — сказал я.

— Мои родители нам помогут.

— Не думаю. Твои родители совсем меня не знают. Да и ты, впрочем, знаешь меня немногим больше.

Она покраснела и спрятала голову у меня на плече.

— Нет, я знаю тебя, — прошептала она. — Я могла бы описать тебя по памяти всего, с ног до головы.

Мне захотелось проверить, как далеко это у нее зашло, и я сказал:

— Немало женщин могли бы описать меня таким манером.

Она не отреагировала.

— Мне все равно. Теперь они больше не смогут этого сделать.

— Но ты же ничего не знаешь обо мне.

— Я ничего не знала о тебе..

И она принялась напевать песенку Дюка, которая начинается этими словами.

— Ты и сейчас знаешь обо мне не больше, — уверял я.

— Ну, тогда расскажи мне, — сказала она, перестав петь.

— В конце концов, — сказал я, — не вижу, каким образом я мог бы помешать тебе выйти за меня замуж. Если только я не уеду. А у меня нет никакого желания уезжать.

Я не прибавил «пока не овладею Лу», но слова мои значили именно это. Джин приняла все за чистую минуту. Я крепко держал эту девочку в руках. Теперь надо было ускорить осаду Лу. Джин положила голову мне на колени и втиснула свое туловище на остаток сиденья.

— Так расскажи мне, Ли. Я тебя прошу.

— Хорошо, — ответил я.

Я наплел ей, что родился где-то в Калифорнии, что мой отец приехал из Швеции, и поэтому у меня белокурые волосы. У меня было трудное детство, так как родители были очень бедны, и в возрасте лет девяти, — это было во времена великой депрессии — я уже играл на гитаре, чтобы заработать себе на жизнь; а затем, лет в четырнадцать, мне посчастливилось встретить одного типа, который заинтересовался мной и взял с собой в Европу, в Великобританию и Ирландию, где я и провел с десяток лет.

Все это было сплошное вранье. Я действительно провел десять лет в Европе, но совсем не так, как рассказывал, и всем, чему я выучился, я был обязан только самому себе да еще библиотеке того парня, у которого работал лакеем. Ничего я не рассказал ей и о том, как этот тип обращался со мной, зная, что я черный; ни о том, что он делал со мной, когда его маленькие друзья не приходили его проведать; ни о том, как я расстался с ним, когда вынудил его подписать чек, чтобы оплатить мое обратное путешествие, прибегнув при этом к некоторым особым знакам внимания.

Я выдумал для нее кучу чепухи про моего брата Тома, про Малыша, про то, как он случайно погиб и как предполагали, что тут замешаны негры (эти типы всегда были ей подозрительны, это раса лакеев, и ее тошнило от одной мысли, что какой-нибудь цветной может к ней подойти).

Итак, я вернулся и увидел, что дом моих родителей продан, что мой брат Том живет в Нью-Йорке, а Малыш лежит в земле; тогда я стал искать работу и устроился в книжную лавку благодаря одному из друзей Тома — последнее было правдой.

Она слушала меня, как оракула, и я продолжал; я сказал ей, что не думаю, чтобы ее родители дали согласие на наш брак, так как ей нет еще двадцати лет. (Ей только что исполнилось двадцать, и она могла обойтись без их согласия). Но я зарабатываю мало денег. (Она предпочитала, чтобы я сам честным трудом зарабатывал деньги, а ее родителям я наверняка понравлюсь, и они подыщут мне работу поинтереснее — на Гаити, на одной из своих плантаций).

Пока она говорила, я старался сориентироваться и наконец наткнулся на дорогу, по которой мы с Дексом приехали.

На какое-то время я должен буду вернуться к моей прежней работе, а она заедет ко мне через недельку; нужно будет все уладить и хорошенько сговориться, чтобы удрать на Юг и провести несколько деньков в каком-нибудь местечке, где никто не будет нам докучать; а потом мы вернемся уже обвенчанными, и дело в шляпе.

Я спросил, собирается ли она рассказать об этом Лу. Она ответила, что да, но не о том, чем мы занимались с ней вдвоем. Заговорив об этом, она снова пришла в возбуждение. К счастью, мы уже приехали.

Вторую половину дня мы провели, занимаясь неизвестно чем. Погода, правда, была не такой хорошей, как накануне. Настоящая осенняя погода. Я старательно избегал играть в бридж с приятелями Джин и Лу — я хорошо помнил советы Декса; неподходящее было время, чтобы швырять на ветер те несколько сотен долларов, что мне удалось скопить. И правда, этих типов совершенно не волновало, лежит у них в кармане на пять или шесть сотен больше или меньше. Единственное, чего они хотели, — это убить время.

Джин без всякого повода не переставая глазела на меня, и я ей посоветовал, воспользовавшись минутой, когда мы остались наедине, чтобы она была чуточку поосторожнее. Я опять танцевал с Лу, но она держалась недоверчиво, и мне никак не удавалось навести разговор на интересную тему. Я уже не чувствовал никаких последствий ночных похождений и снова начинал возбуждаться каждый раз, как только видел ее грудь. Она все же позволяла себя слегка потискать во время танца. Как и накануне, их знакомые ушли не слишком поздно, и мы снова остались вчетвером. Джин едва не валилась с ног, но хотела чего-то еще, и мне стоило неимоверного труда убедить ее, что благоразумнее будет немного переждать; к счастью, усталость сделала свое дело. Декс продолжал налегать на ром. Мы поднялись наверх около десяти, и я почти сразу опять спустился, чтобы захватить какое-нибудь чтиво. У меня не было ни малейшего желания возобновлять это дело с Джин, и мне не так хотелось спать, чтобы я мог сразу же уснуть.