Алексей Макеев - Чистилище для Гурова

Поговорив с Болотиным, Гуров понял, что уже в состоянии объясняться с Мизоевым, и позвонил ему:

– Уважаемый Джафар Мусаевич! – начал было он, но тот не дал ему продолжить:

– Только не надо меня благодарить! Мужчина должен разбираться с мужчиной, но вот сводить счеты через женщину – подло! Это недостойно мужчины!

– И все равно спасибо!

Отключив телефон, Лев снова заглянул в спальню и увидел, что Маша лежит уже на спине, с открытыми глазами, укрытая покрывалом с кровати, и слушает Петра. Сейчас никто не назвал бы ее красавицей: всклокоченные волосы, размазанный макияж, а главное, несчастное лицо и потухшие глаза. У него сердце кровью обливалось, и он рискнул войти. Когда Мария его увидела, у нее задрожали губы, и она спросила:

– Лева! Я ужасная дура, да?

– Машенька! Родная! Ты моя самая любимая на свете женщина! – совершенно искренне ответил Лев.

– Маша! Тебе надо поспать! А давай-ка ты у нас сейчас коньячку выпьешь? – предложил Орлов. – Как говорится: не прими, Господи, за пьянство, прими за лечение! Тебе нужно, чтобы нервы отпустило. Договорились?

Она молча покивала головой, и Гуров принес из кухни остатки коньяка, которого оказалось не так уж много, – уж слишком день нервотрепный выдался. И они стали крохотными порциями поить Машу коньяком, потому что давно известно, что процесс всасывания начинается еще во рту. Вот и получается, что можно за один присест выпить стакан водки – и ничего, а вот если его наперстками пить, вырубишься, не дойдя даже до половины стакана. Испробованный на практике метод оказался действенным и на этот раз. Мария захорошела, ее потянуло в сон, и, когда она уснула, они вышли из спальни, оставив, однако, на всякий случай дверь открытой.

– Болотин сказал, что завтра жахнет, – шепотом сообщил Гуров Орлову.

– Ну, посмотрим, куда брызги полетят, – хмыкнул тот.

– И вот еще что! Никакой это не Кузьма, а Козьма! Это он на Машу напал! Я его фотографию видел!

– Тот, что на хорька… Черт! – тихонько воскликнул Петр. – Так ведь это же Козьмин из группы Лошкарева!

– Вот именно! Которого за все его художества сажать надо было лет на «надцать»! А его, чтобы скандала не было, тихо уволили по собственному желанию! И сколько таких Козьминых, тихо уволенных, по России бродит! И чем они сейчас занимаются, большой вопрос!

– Где он сейчас?

– Где надо, там и есть! В нужный момент найдем, как и Лошкарева!

– Господи, Лева! Во что ты вляпался?

– Петр! Не цитируй мадам Шульц! – огрызнулся Гуров. – Я сейчас о другом думаю. Если Козьма сам на дело пошел, значит, в загашнике у них никого больше не осталось! Может, пара «шестерок» и завалялась, но те без приказа не рыпнутся!

– И вся эта плесень выросла под боком у Болотина, – удрученно покачал головой Петр. – Какая же сволочь ему Лошкарева порекомендовала?

– Ну, я думаю, с этим он без нас разберется так, что никому мало не покажется, – заметил Гуров. – Ты мне лучше скажи, как я завтра на работу пойду? Машу в таком состоянии ни в коем случае оставлять нельзя!

– Не волнуйся! Я завтра утром свою жену сюда привезу – она со мной еще и не через такое прошла. Найдут они, о чем поговорить, – успокоил его Орлов.

Тихонько закрыв за ним дверь, Гуров прошел в кухню и практически на ощупь похватал из холодильника какие-то куски – он же толком не позавтракал, а потом вернулся в спальню, лег рядом с Машей, прижал ее к себе, заботливо укрыл, а она, устроившись у него на плече, даже не проснулась, только иногда по-детски всхлипывала во сне. А он лежал и думал: «Господи-и-и! Ну ладно я! Я знал, на что шел! Но жене-то моей за что все это?»

Первое, что, проснувшись, увидел Гуров, – были глаза Маши, испуганные и потухшие. Он прижал ее к себе, поцеловал и заботливо спросил:

– Ты что, родная?

– Лева! Ты не знаешь, как это было страшно! Ты даже представить себе этого не можешь!

– Машенька! И знаю, и представляю, потому что сам не раз бывал в такой ситуации.

– Но ты мне никогда ничего не рассказывал!

– Не хотел тебя волновать, вот и не рассказывал, – объяснил он и тихонько засмеялся.

– Ты чего? – удивилась она.

– А ты на себя в зеркало посмотри!

Мария вскочила с кровати, подбежала к зеркалу, глянула на себя и, ойкнув, убежала в ванную. «Ну, вот все и возвращается на круги своя! – подумал Лев. – Раз женщину уже волнует, как она выглядит, значит, все в порядке», – и отправился на кухню готовить завтрак. Жена появилась из ванной уже преображенной, и даже выражение лица и глаз у нее изменилось. Он оставил ее хозяйничать дальше и ушел в ванную сам, а когда вышел оттуда, на кухне уже сидела жена Орлова и о чем-то шепталась с оживленной Марией.

– Доброе утро, – сказал он и, играя заготовленную вчера роль, спросил: – Что-то случилось?

– Лева! Не лезь в наши женские дела! – отмахнулась от него гостья.

– Ты представляешь, у Орловых в этом году юбилей, и вся родня требует, чтобы его пышно отметили. Петр, естественно, ничем заниматься не будет, вот и…

– Ну, все выложила! Ничего не утаила! – рассмеялась жена Орлова и возмутилась: – А чего это ты, Лева, без дела прохлаждаешься?

– Вообще-то я хотел сегодня с Машей побыть, – объяснил он.

– Иди себе спокойно на службу, а мы тут сами разберемся! Ишь ты! Еще один выходной решил себе устроить!

Поняв, что оставляет жену в надежных руках, Гуров позавтракал и вышел из дома, но поехал не в главк, а к Шульцам. Лошкарев и Козьмин находились под присмотром, и этой семье больше ничего не угрожало, вот и нужно было забрать оттуда Виктора, а заодно и Марка прихватить, чтобы официальные показания дал – пора! Когда он позвонил в дверь, за ней раздался женский голос:

– Марек! Иди посмотри, кто там, и, если это чужой, позови Виктора!

Гуров чужим не был, и дверь открылась тут же.

– Вот видишь, Лева! Я теперь здесь просто открываю дверь, – вместо приветствия грустно произнес Марк.

– У вас что-то случилось? – насторожился Лев.

– А ты зайди, посмотри, и тебе тоже станет так же весело, как и мне, – вздохнул тот.

Гуров вошел вслед за ним в коридор, сел на пуфик и сразу же слегка обалдел: в квартире наблюдалось нечто вроде хаотичного броуновского, но несколько упорядоченного движения, потому что у него был центр, и этим центром был Виктор. Лев почувствовал себя зрителем в первом зале партера и стал наблюдать за тем, что происходит, а это был настоящий спектакль.

Молодой женский голос откуда-то издалека: «Виктор! На балконе до сих пор воняет дерьмом!»

Виктор из ванной, откуда раздается хлюпанье воды и звук выжимаемой тряпки: «Лия! Дерьмо еще никогда не пахло розами! Потерпи! Это скоро выветрится!»

Пожилой женский голос их кухни: «Мальчик! Я хочу зафаршировать щуку! Что ты на это думаешь?»