Деннис Лихэйн - Глоток перед битвой

— Дэвин, — сказал я и вытянул руку, почти коснувшись его запястья.

Он откинул ее в сторону, словно турникет на входе в подземку, и двинулся вдоль стойки. Энджи, развернувшись на винтовом табурете, провожала его глазами.

— Насыщенное событиями утро.

Дэвин дошел до противоположного конца бара. Один за другим посетители бара оборачивались, ощутив за спиной его присутствие. Он стоял, слегка расставив ноги, прочно упершись ими в пол, опущенные вдоль тела руки чуть покачивались, а кисти описывали небольшие круги.

— Прекрати, сержант. Только не здесь, — сказал Томми.

— Подойди сюда, Рой, — негромко произнес Дэвин.

— Ты мне? — спросил тот, слезая со стойки.

Дэвин кивнул.

Рой стал проталкиваться через толпу своих дружков, на ходу оправляя рубашку, но через секунду та, открывая живот, упрямо лезла вверх, словно незакрепленная портьера.

— Ну?

Прежде чем кто-либо заметил взмах и удар, рука Дэвина уже вернулась в первоначальное положение и снова повисла вдоль туловища. Голова Роя откинулась назад, ноги подкосились, и в следующий миг он уже лежал на полу, и кровь, заливая ему лицо, хлестала из разбитого носа небольшим фонтаном.

Дэвин поглядел на него и легонько потыкал носком башмака.

— Рой, — сказал он и ткнул чуть сильней. — Рой, я к тебе обращаюсь.

Застонав, тот попытался приподнять голову.

— Один мой черномазый друг просил передать тебе это. Сказал, ты поймешь, — сказал Дэвин.

Он вернулся на свое место, уничтожил еще одну пинту пива и снова закурил.

— Ты как считаешь? Теперь Рой озаботился?

Мы покинули бар час спустя. Дружки Роя уже вынесли его наружу и, кажется, отправили в госпиталь «Скорой помощи». Проволакивая его к дверям, они с весьма мужественным вызовом взирали на нас с Энджи, но одновременно отводили глаза от Дэвина, словно перед ними был антихрист.

Чтобы компенсировать Томми отток посетителей, Дэвин напил у него на лишние двадцать долларов.

— Широкая у тебя натура, сержант, — сказал тот. — Отныне так и будет? В неудачные для бизнеса дни я смогу рассчитывать на тебя?

— Можешь, — прохрипел Дэвин, и его мотнуло к дверям.

Мы с Энджи догнали его на улице.

— Давай-ка я тебя отвезу домой, — предложил я.

Дэвин неверными шагами пер к парковке.

— Очень тебе благодарен, Кензи, но я не хочу растерять навыков вождения.

— Не понимаю, — сказал я.

— Если мне вновь случится сесть за руль поднабравшись, я вспомню, как я это делал сегодня. — Он повернулся и двинулся к машине, пятясь задом.

Вопреки моим ожиданиям не свалившись, он добрался до своего ржавого «Камаро» и выудил из кармана ключи.

— Дэвин, — сказал я и шагнул к нему, намереваясь перехватить его.

Ухватив меня за ворот рубашки так, что костяшки пальцев уперлись мне в кадык, он сделал вместе со мной несколько шагов. Потом сказал: «Кензи… Кензи…» — и повалил меня спиной на капот. Другой рукой слегка потрепал меня по щеке. Ручищи у этого Дэвина — как грабли.

— Кензи, — повторил он, и взгляд его стал жёсток. Он медленно повел головой из стороны в сторону. — За руль сяду я. Хорошо?

Он разжал кулак и разгладил мою смятую рубаху. Улыбнулся без тени сердечности. Повернулся к своей машине и кивнул Энджи. Открыл дверцу, взгромоздился на сиденье. Со второго поворота стартера мотор заработал, машина рявкнула, обдав нас облаком выхлопных газов, и выпрыгнула на улицу. Дэвин влился в поток, подрезал «Вольво» и исчез за углом. Я поднял брови и присвистнул. Энджи пожала плечами.

Мы отправились в центр города и, отдав деньги, сопоставимые с платой за обучение на медицинском факультете, вывели со стоянки наш служебный драндулет. Энджи отконвоировала меня в гараж и, после того как «Порше» вновь обрел отчий дом, подвинулась на сиденье, уступая мне место. Я сел за руль и погнал эту кучу металлолома на колесах в сторону Кембридж-стрит.

Мы ехали по городу. Миновали то место, где Кембридж переходит в Тремонт, и площадь, где так недавно под ярким утренним солнышком валялась сломанной куклой Дженна, и останки старой Комбат-зоун, медленно, но верно умирающей от рук прогресса и расцвета порновидеопродукции. В самом деле, зачем дрочить в зале кинотеатра, если можно делать это в уюте собственной гостиной?!

Потом мы покатили по Южному Бостону, который все, кроме туристов или тех, кто поселился у нас недавно, называют просто «Юг». Мимо тянулись ряды обшарпанных трехэтажных домов, стоявших плотно, как фанаты на рок-концерте. Юг меня потрясает. Большая его часть — бедная, тесная, беспокойная и неприглядная — ничем, пожалуй, не уступит пресловутому нью-йоркскому Бронксу — грязному, скверно и скудно освещенному, заполненному злобными панками с бейсбольными битами в руках. Однажды на шествии в День святого Патрика некий очень типичный ирландский паренек с трилистником на майке повстречал кучку других ирландских юнцов с точно такими же трилистниками. Вся разница была лишь в том, что у него на майке зеленые буквы складывались в слово «Дорчестер», а у них — в слово «Юг». Разница оказалась для него роковой — его сбросили с крыши.

Мы въехали в Дорчестер, покрутились по периметру Коламбия-парка, и я затормозил у церкви. Еще на лестнице были слышны телефонные звонки. Что за день такой? На десятом звонке я успел схватить трубку:

— Кензи — Дженнаро.

Энджи хлопнулась в свое кресло, а неизвестный голос произнес:

— Не вешайте трубку. С вами будут говорить.

Я обошел стол кругом, уселся, в ответ на вопросительный взгляд Энджи пожал плечами. В этот момент трубка ожила:

— Мистер Кензи?

— Я за него.

— Я говорю с Патриком Кензи? — Мой собеседник явно не привык общаться с такими вот умниками.

— Допустим. А с кем имею честь?

— Значит, ты и есть Кензи, — произнес голос. — Как дышится?

Я глубоко, со всхлипом, вдохнул воздух и шумно выдохнул:

— Замечательно, особенно с тех пор, как я бросил курить.

— Угу-у. — Слова моего собеседника падали медленно, как кленовые листья. — Лучше бы тебе не привыкать к этому занятию. Не то втянешься — жалко будет бросать. А придется. — В его интонациях все еще ощущались тягуче-ленивые южные нотки, не уничтоженные долгими годами житья на севере.

— Ты всегда так говоришь, Сосия, или только сегодня потянуло на иносказания?

Энджи выпрямилась в кресле и подалась вперед.

— Ты еще коптишь небо, Кензи, по одной-единственной причине: нам надо с тобой обсудить кое-что. Но я могу послать кого-нибудь, и тебе сломают хребет. Важно только, чтобы ты мог шевелить языком.

Я поскреб неожиданно зачесавшуюся поясницу.

— Что же, Сосия, присылай. Проведу еще пару-тройку ампутаций. Скоро вся твоя банда останется без рук без ног.