Рик Риордан - Тустеп вдовца

Мужчина и женщина сидели на самом верхнем ряду и спорили о ком-то по имени Саманта. Увидев меня, они замолчали и с недовольным видом встали со скамейки, решив перенести свой разговор в зал для танцев.

Звуки музыки и разговоры отсюда казались далекими и едва различимыми, словно отражались эхом от дна нефтеналивного танкера. Я обошел арену по периметру, направляясь к металлической двери с боковой планкой и белой табличкой с надписью «Только для персонала», и поискал провода сигнализации, но ничего не обнаружил. Камеры тоже не было, и я толкнул дверь.

За ней оказался пустой кабинет с дрянными панелями из орехового дерева, розовым ковром на полу и тремя металлическими столами. На стене висели афиши в рамках, изображавшие вышедших из обращения второсортных артистов Тилдена Шекли, среди них была и Джули Кирнс. И оставалось еще полно свободного места для Миранды Дэниелс и, возможно, кого-то еще.

В комнате имелось две двери, одна вела направо, другая — налево. На левой было написано «СТУДИЯ», на правой — «ШЕК». Я поискал на его двери камеру наблюдения или что-нибудь в таком же духе, но ничего не нашел.

Отлично.

Ручка легко повернулась.

Мне хватило одного взгляда на кабинет, чтобы испытать почти непреодолимое желание закрыть дверь и попробовать вернуться снова, чтобы убедиться, что глаза меня не обманывают.

Он выглядел как нечто среднее между палаткой охотника во время сафари и кафе, где играют хард-рок. Громадный ковер, имитирующий шкуру зебры, занимал большую часть пола. Со стены за письменным столом злобно пялилась голова тигра. С потолка, точно сталактиты, свисали оленьи рога. У восточной стены я заметил закрытую на замок и подсвеченную изнутри витрину с оружием, где были выставлены винтовки и пистолеты. Точно такая же витрина с музыкальными инструментами занимала западную стену — скрипка, две акустические гитары и черная электрическая. Я присмотрелся внимательнее и увидел, что на скрипке перламутром выложено имя Боба Уиллса. [26] Джеймс Роберт «Боб» Уиллс (1905–1975) — знаменитый американский музыкант, композитор, руководитель оркестра «Техас Плейбойз» (стиль «западный свинг»). Играл на скрипке.

Подойдя к столу, я покопался в нем пять минут, но ничего особенно интересного не узнал. Несколько личных бумаг, которые Шекли в нем держал, были написаны от руки, почерком третьеклассника с наклоненными назад буквами «b» и «d» и «i» без точек. Он просто обожал разрисовывать свои бумаги, маленькие звездочки и завитки украшали поля.

В последнее время Шекли сделал несколько звонков касательно компании грузоперевозок, которая ему принадлежала и, судя по всему, перестала приносить доход. Кроме того, я нашел заметки о его телефонных разговорах с Лесом и другими агентами, посвященных обсуждению условий контрактов с певцами, чьи выступления должны были состояться в баре «Пейнтбраш». Еще я обнаружил подтверждение словам барменши Лины о том, что администраторы и агенты пытались опротестовать не обозначенные в договорах права Тилдена на выступления по радио некоторых певцов. Не вызывало сомнений, что те ничего за них не получали и не имели права голоса в подборе репертуара.

Мне на глаза попались корешки авиабилетов в Европу, датированные несколькими годами ранее — в основном в Германию и Чехию; часть из них на имя Тилдена Шекли, другие на какого-то Александра Бланксигла. Один раз вместе с Бланксиглом летала Джули Кирнс. Я взял корешки с собой.

Последней оказалась папка с расписанием выступлений артистов за последние два года. Около одних имен стояли галочки, рядом с другими — звездочки. Я не нашел ничего, что имело бы отношение к Миранде Дэниелс. И не обнаружил фотографий Сент-Пьера со следами дротиков на лбу.

Я вернулся в главный офис, подошел к двери с надписью «СТУДИЯ», нажал на ручку, и она легко открылась. За ней я увидел ярко освещенное помещение размером примерно двадцать на двадцать, где царила почти абсолютная тишина. Стены и потолок были выложены белой звукопоглощающей плиткой, на полу лежал самый обычный коричневый ковер. Тут и там стояли скопления микрофонов на штативах, похожих на скульптуры из громадных зубочисток. Около левой стены валялись ящики из-под молока, невероятное количество дорогой стереоаппаратуры и микрофоны, причем многие из них украшали композиции из стаканчиков из-под содовой, которые продают в «Макдоналдсе».

Около правой стены стоял микшерный пульт длиной примерно футов десять, за которым в потрепанном кресле боком сидел мужчина, двигал туда-сюда ручки и что-то слушал в наушниках. Он показался мне довольно необычным — мускулистый, но неуклюжий, худое лицо, которому придавали глуповатый вид веснушки, рассыпанные по носу и ушам, причем эти уши могли бы быть идеальными радиолокаторами, если бы их не прижимали наушники. В общем, типичная деревенщина. Единственное, что не было смешным в его внешнем виде, это выпуклость под бежевой ветровкой как раз в том месте, где должна находиться подплечная кобура.

Я сразу понял, что он пьян в стельку. Почти пустая бутылка «Капитана Моргана» стояла рядом с ним на консоли, глаза то и дело закрывались, пальцы с трудом находили ручки настроек.

Я вошел в комнату.

Когда Деревенщина наконец меня заметил, то несколько секунд моргал и хмурился, пытаясь понять, что я такое — может, еще одна куча музыкальных инструментов, — потом выпрямил спинку кресла, потратил некоторые усилия на то, чтобы найти ногами пол, и, нашарив на голове наушники, снял их.

— Добрый вечер, — поздоровался я.

Он посмотрел на меня внимательнее, и его уши стали пунцовыми.

— Проклятье, Джин…

Он произнес «Джин» на французский манер, совсем как Клод Ван Дамм. Я уже собрался его поправить, когда тот встал и, спотыкаясь, направился ко мне, одновременно пытаясь дотянуться до пистолета, который я уже отлично мог рассмотреть.

Именно это заставило меня отказаться от дипломатического подхода к решению проблемы.

Я встретил Деревенщину посреди комнаты и врезал ему каблуком по голени, чтобы тот забыл про пистолет. Он хрюкнул, сделал вперед один шаг и инстинктивно опустил руки к тому месту, где расцвела боль.

Я схватил его за плечи и толкнул назад. Когда тот перевалился боком через кресло, его колени взлетели вверх, задница опустилась на сиденье, и он ударился головой о консоль. Огоньки эквалайзера тут же пустились в безумный танец. Бутылка «Капитана Моргана» перевернулась и залила консоль ромом.

Мой неприятель не шевелился — руки раскинуты в стороны, ноги почти у самых ушей, будто я надежно его связал. Он тихонько застонал, словно хотел показать, что шутка не удалась.