Владислав Виноградов - Генофонд нации

Резиновый валик, смоченный черной краской, с материнской нежностью прокатился по подушечкам пальцев «клиента». Эксперт откатал пальцы правой и левой рук, затем снял оттиски обеих ладоней, попутно, чтобы не было скучно, излагая историю дактилоскопии.

По его словам, о значении папиллярных узоров знали еще ассирийцы и вавилоняне, примерно еще до нашей эры заверявшие документы оттиском пальца. В VII и VIII веках хитроумные японцы и китайцы точно так же удостоверяли подлинность договоров. Скорее всего, они же первыми использовали отпечатки пальцев для идентификации преступников. В 1880 году китайцы располагали уже целой коллекцией отпечатков больших пальцев криминальных «авторитетов».

В Европе в это время еще торжествовала «бертильонада» – антропометрический метод выявления рецидивистов, основанный на измерении частей тела. Его придумал Альфонс Бертильон – скромный помощник писаря в парижской полиции. Но дактилоскопия – то есть осмотр пальцев в переводе с греческого – уже начинала свое победное шествие. Первой жертвой сравнительного исследования отпечатков пальцев стал слуга одного из «отцов» этого метода Генри Фолдса, потихоньку отливавший ликер из хозяйского графинчика. А 13 сентября 1902 года британская Фемида впервые признала факт совпадения отпечатков пальцев в качестве доказательства, в результате чего убийцы супружеской четы из Дептфорта благополучно отправились на виселицу…

– Вроде я никого пока убивать не собираюсь. Понятно, кроме столичных умников, которые приказали нам сыграть на рояле [1] , вместо того чтобы повысить зарплату, – сказал Токмаков.

При этом он инстинктивно покрутил головой, словно проверяя, достаточно ли прочно она сидит на шее.

– Размечтался! Москва повышает не зарплату, а отчетные показатели, – тут же прокомментировал криминалист. – А вообще никогда ни от чего не зарекайся. Ведь если, допустим, не ты кого-нибудь ненароком замочишь при исполнении, то ведь могут, не дай бог, и тебя. Вот тут-то «пальчики» и пригодятся.

– У меня жетон всегда с собой.

– Как у бобика, – пробормотал эксперт, делая последний оттиск на дактокарте.

– Что ты сказал?

– Ничего, ничего, просто мысли вслух. Так вот, я еще в милиции служил, пару лет назад это случилось. Был у нас крутой опер, Женя, как раз по мокрым грандам [2] спец. Работал-работал – и вдруг пропал. Ну, тут же следствие, и все такое, как обычно. И, как обычно, результатов ноль. А через три месяца выловили в Рыбацком труп. Без головы. И без жетона тоже. За корягу зацепился.

– Жетон?

– Труп. И поехал я, солнцем палимый, снимать «перчатки смерти». Утопленник – это песня особая, кожа отслаивается, приходится ее себе на руки натягивать, и так вот, вместо него…

– Себе на руки?

– Конечно, в резиновых перчатках. Но все равно штучка не для слабонервных! Вроде как сам, ну, того… Тем более Женя друганом моим был. А это он как раз и оказался. Весь скотчем замотан, будто в коконе. Брр!

– Нашли убийцу?

– Ага! Который год ищут. Кстати, вот еще одна непостижимая загадка. Фамилия Жени была Водопьянов. Поэтому из всех напитков он водку предпочитал. Характерно, что не брала она его, зараза! Даже с пивом. А напился Жека допьяна невской водичкой…

– У нас есть тоже один, Непейвода его фамилия…

– Ко мне еще не наведывался, а то бы я запомнил.

– По нашей службе был приказ отпечатки всем сдать. Завтра придет. Иначе я бы не назвал фамилию…

– Ах да… Обязательно расскажу ему эту историю, пусть держится подальше от Невы.

– Он и так всегда поближе к пиву держится.

– Это правильно. Ну все, я закончил! – сказал Палыч, запечатывая в конверт заполненную дактилоскопическую карточку. Эксперт.

Стоя посреди комнатки с растопыренными руками и пальцами, вымазанными черной краской, Токмаков поинтересовался:

– Ну, теперь-то я свободен?

– Свободен? Кто? – вскинулся как сторожевой пес эксперт-криминалист, с неподдельным интересом оглядываясь вокруг. И хотя кроме них в маленькой комнатке с подслеповатой лампочкой под потолком никого более не наблюдалось, он на всякий случай уточнил: – Ты, что ли?

Токмаков машинально кивнул в ответ.

Криминалист посмотрел на него с сожалением:

– Наберутся разных слов… Свободен? Не, ну просто уморилово! А для чего мы, по-твоему, сейчас катали пальчики? Как раз теперь тебя в любой момент легко вычислить по формуле. Где бы ни был, что бы ни делал, до смерти.

– Как только что выяснилось, и после тоже, – заметил Токмаков, проходя к умывальнику.

– Точно, коллега! Да, поздравляю со вступлением в великое братство дактилоскопированных! Электронная система «Папилон» не дремлет!

Капитан Вадим Токмаков знал, что в недреманном состоянии находятся и другие системы, призванные неусыпно заботиться о гражданах России вообще, и о нем, как сотруднике спецслужбы, в частности. Среди этих систем было, в частности, Министерство по налогам и сборам, присвоившее ему идентификационный номер налогоплательщика. Был Пенсионный фонд, что в свою очередь порадовал его номером страховой карточки. Была служба безопасности и борьбы с коррупцией, которой сам Токмаков выдал карт-бланш при зачислении в службу «А», согласившись на проведение в отношении собственной персоны специальных мероприятий.

А в комплексе этих самых мероприятий столько подпунктов, что едва хватает букв алфавита. Ему ли не знать! Сам проводил – в отношении других…

Вся большая государственная машина стояла на страже… гм… его интересов, приглядывая как за неразумным дитем. Более того, он и сам был винтиком этой машины, откованным из хорошей стали, заточенным в нежной младости еще прежней Великой Конторой: «комитетом глубинного бурения».

А какая машина разрешит быть свободным своему винтику? Разве лишь после того, как сорвется резьба, или отвертка разобьет шлиц, такой винтик выбрасывают на свалку. Или вылавливают в Неве – без головы, спеленутым скотчем.

Кое-как промокнув руки влажным полотенцем, Токмаков вышел из закута криминалистов. На лестничной площадке он покурил, а затем долго спускался и поднимался по лестницам, брел по длинным коридорам, пока не оказался наконец в закрытом дворе большого светло-желтого здания.

Прежде была средняя школа, а сейчас обитала Управа. Ауры этих двух учреждений, созданных для чего угодно, но только не для любви, наложившись одна на другую, сформировали особую атмосферу. Атмосфера эта благотворнейшим образом действовала на «клиентов», доставляемых сюда большей частью в наручниках.

Им тоже некуда было деться с «подводной лодки».

Зато прекрасно чувствовали себя во дворе разбитые автомобили, размножавшиеся усилиями водителей управления, и вороны, которые обходились без помощи опершоферов. На одну из них Токмаков прямо-таки засмотрелся. Крепким клювом она выдрала из стены какую-то проволоку и понесла в гнездо, тяжело маша крыльями. И хотя черная птица никоим образом не напоминала красавицу телеведущую Машу Груздеву, именно о ней подумал Токмаков.