Владислав Виноградов - Генофонд нации

Спросонья не только под руку попадалась разная ерунда, – она же лезла в голову. Токмаков вспомнил, как Виктор Непейвода однажды явился на диспансеризацию в таких же воздушных, с кружевами, трусиках. Младший медицинский персонал оказался весьма удивлен. Но еще больше был ошарашен сам Виктор, утром – в темноте и второпях – натянувший нижнее белье своей очередной пассии.

Чтобы не повторить ошибки товарища, Вадим закинул трусики подальше. После чего на цыпочках прокрался к прикрытой кухонной двери. Людмила стояла у окна, прижав к уху трубку мобильного телефона.

Слава богу, трубочка у нее была мудреная, с наворотами. Услышав щелчок захлопнутой крышки, Токмаков успел ретироваться, так ничего и не узнав.

Но спешил он напрасно. Обнаженная женщина еще долго стояла у окна, безвольно опустив руку с мобильным телефоном. Непонятно, зачем Костомарову понадобилось звонить ей ночью. С тем же успехом он и утром мог узнать, что поставленная задача выполнена.

Ночью в Саратове было тихо-тихо. Ничего не дребезжало, не гремело на улице, и только видный из окна речной порт изредка напоминал о себе гудками буксиров: пока еще скованная льдом Волга уже готовилась к новой навигации.

После этого тишина была еще слышней.

1. Ночной разговор

Женщина стояла у окна в темной комнате. За стеклом была февральская ночь, подсвеченная огнями уличных фонарей. Уже несколько раз она набирала номер, слыша в ответ: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны связи».

Странно. Обычно она легко дозванивалась. Даже из-за границы.

Хотя что можно ждать от этих электронных штучек? Она им никогда не доверяла, особенно узнав, как подслушиваются такие разговоры. Может быть, в этом все дело, и она зря грешит на человека?

И вот, наконец, в трубке прорезался знакомый голос:

– Алло!

– Это вы?

– А кого бы вы еще хотели услышать по моей «трубе»?

– Вчера, например, мне ответила некая особа нежного возраста. Притом абсолютно недопустимым тоном и в вульгарных выражениях. Она сказала, что вы сейчас в сауне вместе с ее одноклассницей.

– Это вам послышалось. А вообще – не судите строго, да не судимы будете. Особенно, если заплатите судье, – хмыкнул голос в трубке.

– По-вашему, все у нас продается и покупается?

– Кроме чести офицера. Ладно, хватит болтать. Вам что, нечем ночью заняться? Подыскать бой-френда? А то у меня есть один на примете. Кстати, он тем же рейсом прилетел из Питера, что и вы.

– Не болтайте ерунды!

– А кто, спрашивается, первым позвонил? Ладно, не будем горячится. Послезавтра у нас встреча, там все и обговорим.

– Не знаю, стоит ли мне встречаться с вами после этой истории с микроавтобусом. Знаете, мне как-то не по себе. Ведь о нашем прилете в Петербург с гастролей кроме вас…

– Кроме меня знали еще несколько десятков человек как минимум.

– Да, но все же…

– Короче, – голос в трубке не терял веселой наглости, присущей бандитам среднего звена и отслужившим по пять лет сотрудникам правоохранительных органов, – вас мучают смутные сомнения. Засуньте их… У вас есть прикроватная тумбочка?

– Это… это неважно.

– Если нет, засуньте ваши сомнения… сами знаете куда. Делом заняты компетентные органы, они докопаются до истины. Ну, все?

– Но мне тоже надо знать истину! Надо! Помните, что вы мне обещали, когда мы начинали сотрудничество…

– В трубке раздался короткий смешок:

– Как вы сказали? Сотрудничество? Нет. Это по-другому называется, голуба! Чувствую, что нам действительно пора встретиться! Завтра, в обычном месте, только отнимите два часа от обычного времени.

– Это получается в десять утра? – хотела уточнить женщина, но в мембране уже пиликали сигналы отбоя.

2. Разбор полетов

Понедельник – день сомнений.

Продрав глаза за четверть часа до будильника, Вадим остался недоволен: вчера он поставил себе подняться минут за сорок. Или это уже было сегодня? Ночь промелькнула перед глазами десятком стеклышек калейдоскопа, и на каждом стеклышке была Людмила Стерлигова – во всей красе и во всех видах.

Сопровождаемые голосом знаменитой негритоски Шаде (ночью они слушали диск, передавая друг другу наушники), стеклышки пересыпались с мелодичным звоном, при этом одно из них застряло над правым глазом Токмакова. Картина грехопадения прояснилась окончательно. Боль над глазом была верным признаком, что «третьим лишним» между ним и гражданкой Стерлиговой затесался еще и алкоголь. Отсюда же мелодичный звон в башке.

Токмаков смущенно потер подбородок, отозвавшийся скрипом, и на цыпочках прокрался в ванну. Из зеркала в форме сердечка на него глянул звероватого вида субъект. Рыжеватая щетина на щеках и подбородке почти сравнялась по длине с экономным ежиком «французской» прически. Из этого Вадим сделал еще один вывод: вчера ему пришлось – таки поволноваться! Чем больше нервной энергии он тратил, тем быстрее росла щетина, какая-то странная существовала зависимость.

В тяжелые дни Токмакову приходилось бриться по два раза, словно какому-нибудь французу.

Вот и сейчас его видок тянул на трое суток содержания под стражей для выяснения личности.

Искомые туалетные принадлежности нашлись на стеклянной полочке под зеркалом. Помазок и бритва «Шик» имели вид предметов, которыми часто пользуются. Намыливая щеки, Токмаков ощутил сострадательный взгляд.

Это был ангел – в ночной рубашке с крылышками и медной трубой, смахивающей на пионерский горн. Он, ангел, участливо смотрел на Вадима. Причем взгляд его неким образом моментально трансформировался в речь:

– Бедный, мой, бедный! Я же понимаю, ты не хотел употреблять внутрь этиловый спирт, подкрашенный фруктовыми эссенциями и называемый после этого ликером! Все случившееся было вызвано высшей необходимостью, ибо…

Ангел изъяснялся на русском языке, чисто русском, как бы дистиллированном. Тот же, кто бесцеремонно перебил его в следующую минуту, наглый и пока невидимый, частил блатной скороговоркой:

– Ты, труба с крыльями, пургу гонишь или, в натуре, не просекаешь фишку? «Бедный, бедный!..» Этот лоб, что ли, бедный? Ему что, зубы пером разжимали, чтобы бухло заливать?

– Я выношу протест! К данному сорту алкоголя организм моего подопечного решительно не привык! – возмутился ангел, являвшийся, как внезапно догадался Токмаков, несмотря на не стихавший в голове мелодичный звон, его ангелом-хранителем.

Вот это было да! Персональный телохранитель! Точнее – душехранитель. Но все равно здорово, будет на кого перевести стрелку, списать ответственность перед встречей с Машей Груздевой. Впрочем, ей ведь не обязательно докладывать обо всех мероприятиях, продиктованных оперативной необходимостью!