Эд Макбейн - Три слепых мышонка

Баннион остался доволен увиденным и, пройдя через главный зал, вышел на веранду ресторана, где под большими коричневыми зонтиками стояли круглые белые столики. С веранды открывался сказочный вид на залив. Около берега дрейфовала яхта. Находясь на суше, так и тянет выйти в море, но, оказавшись на яхте, теряешь желание идти под парусами. Размышляя нал этим, Баннион подсел к бару, заказал джин с тоником и приступил к цели своего посещения. Он пришел в ресторан, чтобы навести справки о той ночи, когда произошло убийство. Он размышлял, с чего начать. Можно было раскрыть свою принадлежность к прокуратуре или же прикинуться любопытным простачком, сующим нос в чужие дела. В первом случае была опасность, что свидетели, не желая связываться с законом, замыкаются и не идут на разговор. С другой стороны, праздношатающегося нахала могут послать подальше. Этой рыжеволосой барменше, одной из многочисленной обслуги, он решил показать значок следователя.

Это произвело на нее впечатление.

— Ого! — воскликнула она.

На вид ей было года двадцать три — двадцать четыре, она была слишком смуглой, что не свойственно для рыжих. Баннион догадался, что у нее крашеные волосы. На загорелом лице выделялись карие глаза и нос пуговкой. Она представилась: Рози Олдрич.

— Правда, гадкое имя — Рози? — хихикнула она.

Она была родом из Бруклина и прошлой зимой приехала сюда с намерением вернуться через пару недель, но решила задержаться. Она трудилась в две смены — то днем, то ночью — и выкраивала время, чтобы позагорать. Обожала пляж и солнце. К тому же здесь всегда можно встретить кого-нибудь из знаменитостей. Следователя прокуратуры, например, ух ты!

Баннион рассказал ей историю о том, как укусил грабителя за задницу. Из уважения к ее юности он поостерегся более смачных выражений.

В подтверждение своих слов он похвалился фотографией этого типа, снятого со спины. На самом интересном месте были отчетливо видны следы зубов.

Девушка с почтением и восхищением внимала Банниону.

Он спросил ее, кто работал в понедельник, тринадцатого августа.

— А что, что-нибудь случилось? — Она округлила свои карие глаза.

— Обычное расследование, — успокоил ее Баннион. — Так ваша смена работала?

— А какой это был день недели? — спросила она.

— Понедельник, — повторил Баннион.

Ему показалось, что она не слишком умна. В ее карих глазах никак не отражалась работа мысли. А может, притворяется? Сейчас сколько хочешь расплодилось таких малышек — их считаешь придурками, а они тебя за нос водят.

— А какое было число?

На стене за стойкой висел отрывной календарь, на нем выделялись огромные жирные знаки: 2 августа, понедельник.

О каком еще понедельнике, если не о прошлом, идет речь?

— Я спрашиваю о прошлом понедельнике, — повторил он.

— А-а… — протянула девушка.

Он выжидал.

— В какой-какой понедельник? — переспросила она.

— В понедельник на прошлой неделе, — он еле сдерживался. — Тринадцатого. Вечером, в понедельник.

Он подумал, что даже если она что-нибудь и вспомнит, то вряд ли удастся выставить ее свидетелем на суде.

— Так вы работали в тот вечер? — продолжил он свои расспросы.

— Нет, — протянула она. — Вроде бы нет.

— Очень жаль, — вздохнул он с облегчением.

— Ага, — согласилась она.

— А вы не помните, кто работал в тот вечер на веранде?

— А почему на веранде?

— Так не помните? — терпеливо и вежливо настаивал он на своем.

— Пойду спрошу Шерри, — сказала она.

Шерри, темноволосая высокая девушка, ростом около ста семидесяти сантиметров, работала у стойки на другом конце. Юбка девушки из-за длинных ног и высоких каблуков показалась Банниону совсем короткой. Она внимательно выслушала Рози, мельком взглянула на него и, смешав джин с тоником, подошла ближе.

— Как дела? — спросила она.

— Отлично. Я из прокуратуры… — начал он.

— Да, Рози сказала. А что случилось?

Баннион с удовлетворением отметил ее умные темные глаза — он терпеть не мог дураков. Она была хорошенькой: пухлые губы, большой рот. Лет двадцати семи — двадцати восьми. Он прикинул, могла ли она заметить его естественные зубы и волосы?

— Я расследую убийство, — сообщил он.

Это ее поразило.

— Ну и ну! — сказала она.

Девушка поглядела на него с сомнением, пытаясь разгадать его мысли. Наверняка вокруг нее вьется столько парней со всякими бреднями, что она уже не верит словам. Он решил, что разумнее показать ей значок следователя.

— Хорошо, — кивнула она.

— Хорошо? — переспросил он, улыбнувшись.

Он любил демонстрировать свою лучезарную улыбку.

— Что-нибудь не так? — удивилась она, тоже улыбнувшись.

Она очень славно улыбалась.

Баннион потратил все утро, изучая с коллегами навигационную карту. Они решили, что лучшего места, для того чтобы причалить лодку и добраться до «Малой Азии» на машине за четверть часа, не найдешь. Именно здесь, около ресторана, у отметки 63, хорошая пристань и на стоянке для лодок всегда можно отыскать свободное место, даже при скоплении народа. Что говорить о малолюдном вечере понедельника! Стаббс видел, как подозреваемый развернулся за мысом в южном направлении. Мог он, конечно, пристать к берегу и в Кэптена-Уилл, отметка 38, но это было много южнее места преступления, и уложиться во время, рассчитанное медэкспертизой, физически оказалось бы невозможным. Так что, конечно же, Лидз оставил лодку у ресторана.

— Вы находились в ресторане около половины одиннадцатого вечера в понедельник? — задал он вопрос.

— Да, — ответила она.

— Ваше рабочее место за стойкой?

— Да, — подтвердила девушка.

— Отсюда видна вся пристань?

— Да.

— Я хочу спросить вас о лодке, которая могла причалить здесь примерно в это время. Она шла от залива Уиллоуби.

— Это на отметке 72, — кивнула она.

— Вы тоже любите морские прогулки?

— Да, приходилось плавать, — сказала она, слегка приподняв бровь, подобно бывалому моряку, полжизни проведшему на воде. Они встретились глазами. Баннион ощутил внезапное желание переспать с ней. — Я знаю залив Уиллоуби.

— Это белая лодка с черной полосой на борту, отчетливо читается название «Блаженство». Владелец лодки был в желтой куртке и желтой кепке.

— Да, — сказала Шерри. — А кто он такой?

Эмма Хейли, почтенная дама семидесяти лет, работала в отделе статистики окружного суда в Калузе с 1947 года, со времен курортного бума. Она до сих пор пребывала в недоумении, как их город мог стать модным курортом. Зимой погода стояла, мягко говоря, неустойчивая, а летом одолевала страшная духота, сменявшаяся ураганами. Флора не отличалась пышностью, ожидаемой от тропического климата, не было буйства красок Атланты во время цветения магнолий или роскошества азалий Бирмингема, яркости оранжевых, красных и желтых цветов улиц Коннектикута. Даже весеннее цветение деревьев в Калузе мало походило на роскошные пурпурные цветы Калифорнии.