Владислав Виноградов - Налог на убийство (сборник)

Леха заплевал окурок дорогой сигареты, словно хабарик «Примы», и заявил:

– Ладно, поглядим, на что вы окажетесь способны, ребята! По моему разумению, нынешние власти к твоей конторе относятся так же, как прежние к Комитету госбезопасности. С одной стороны, не обойтись без вас никак. Олигарха отправить парашу понюхать или аферу какую хитрую размотать – тут вас вперед и бросают. С другой – кто вас знает, вдруг случайно раскопаете поганку…

– …про некую фирму на Каймановых островах, – продолжил его мысль Токмаков, – и по чистой случайности окажется, что троюродная бабулька какого-нибудь вице-премьера или другого бугра, крутит там бабки, забыв бессмертный наказ бессмертного Лившица, что с государством надо делиться.

– Вот-вот! Я слышал, эти офшоры вообще золотое дно!

– У нас везде золотое дно, куда ни глянь, – сказал Вадим, вспомнив свою последнюю операцию, но дядя Леша перебил:

– Прибереги для мемуаров. А еще лучше – выкинь из головы. Меньше знаешь – спокойнее спишь.

– В болоте тоже спокойно, но жить там бы я не хотел… Может, и неплохо, что не нашлось этого самого, с крутым характером? – сказал напоследок Токмаков. – А то, глядишь, сидел бы ты сейчас в том же детском садике на утреннике и гнал тюльку подрастающему поколению, каким великим мыслителем всех времен и народов был твой партайгеноссе.

– Еще не все потеряно, – ухмыльнулся Кузнецов. – Ведь подучетный элемент, народ то есть, у нас смирный и терпеливый.

Поскольку Вадим Токмаков не проявил восторга в отношении исторических деяний сотрудника «девятки», дядя Леша замкнулся и оттаял лишь через несколько дней на армейском аэродроме, залитом как каток. Здесь водители из бывшей «девятки», а ныне Федеральной службы охраны, гоняли по льду тяжелые «мерседесы», среди которых «Волга» Токмакова выглядела жалкой золушкой. За тот день на подмосковном аэродроме Вадим научился чувствовать машину, проходить крутые повороты и держать дистанцию.

Спасибо, дядя Леша, последний из могикан!

До встречи с Машей, то есть, до Петербурга, оставалось меньше ста километров, а он еще не решил: простить или нет.

2. Опасный воздух Будапешта

Под ложечкой екнуло, сердце оборвалось, она падала. Падала! Падала с огромной высоты на жесткую, комковатую, промерзшую дотла землю, и ничто не могло остановить вертикальный смертельный полет!

Впрочем, падала она не одна, а в компании маленьких и больших мохнатых хвостатых существ. Бесенята резвились среди позеленевших куполов и островерхих шпилей Средневековых церквей Будапешта, а черти покрупнее и рангом выше развлекались в антураже блестящих стеклом современных отелей, над которыми парил воздушный шар с мордочкой Микки-Мауса и закладывал боевой разворот черный «Хьюз».

Беззвучно застрочил пулемет…

Маша открыла глаза и вцепилась в подлокотники. Ну, слава Богу!

Богу и «Боингу» венгерской авиакомпании, который заходил на посадку, вовсе и не думая валиться на крыло.

Мария Груздева перевела дух. Она понимала, что ее страхи – отголосок вчерашних событий. Тогда в небе над Будапештом Маша испугаться не успела. Она была словно в прямом эфире – холодок под ложечкой, кураж, но страха нет. И когда сильный коренастый человек с необычным именем Светозар перевалился через борт корзины воздушного шара, она все еще не воспринимала всерьез его поручение.

А потом черная капля на горизонте вдруг стала вертолетом. Вертолет рассыпал частую дробь выстрелов. Парашют Коряпышева сложился – и маленькая фигурка стремительно полетела навстречу земле. Вот тогда Маша поняла: игры кончились, а видеокассета в камере Сулевы стоит человеческой жизни.

Да, такой была цена кассеты. И еще не известно, какую дань она соберет еще.

…После приземления воздушного шара Груздева и Сулева оказались в Полицейском управлении Будапешта. Там их допросили по отдельности. Но еще по дороге Маша и ее оператор решили ничего не говорить о поручении Светозара Петровича.

Переводчиком выступал седоусый краснорожий толстяк. Он явно симпатизировал Маше. Поэтому она не удивилась, когда встретила его после завершения всех формальностей у выхода из управления.

– Йожеф Этвеш, – представился тот. Крепко ухватив Машу за рукав, он вывел ее из зоны захвата видеокамер полицейского управления, и быстро заговорил, путая падежи и склонения.

По его словам, выходило, что Светозар Петрович разыскивается в Венгрии за убийство. Которого не совершал, но теперь это не имеет значения. Значение имеет жизнь российских журналистов. Если она им дорога, – а такой красивой женщине надо жить и нарожать много-много детей, – то он, Этвеш, лично довезет их до гостиницы и проводит в аэропорт.

Потому что: «Воздух Будапешта может быть для вас очень опасным».

«Как для Светозара Петровича?»

«Если он жив, я его отыщу… Тело отыщу обязательно».

Машу передернуло – она отнюдь не желала, чтобы ее тело разыскивали венгерские полицейские. Ей представлялось, что ее телу в ближайшее время найдется лучшее применение. Ведь она должна выполнить поручение Светозара Петровича!

Отъезд группы НТК был похож на бегство. Но все же журналисты успели на скорую руку отснять сюжет о фиесте воздушных шаров. В аэропорту Этвеш провел их прямо к самолету, минуя таможенный контроль и пограничный досмотр.

Когда взревели двигатели «Боинга», Маша посмотрела в иллюминатор. Йожеф Этвеш стоял у края взлетно-посадочной полосы, ветер ерошил его седые волосы. Показалось, что голову полицейского окружает серебряный нимб.

Все было хорошо, но почему-то Маша не разжимала пальцы, намертво стиснувшие подлокотники кресла, пока самолет не оторвался от бетонки…

– Дамы и господа! – прозвучало в динамиках. – Наш самолет совершает посадку в аэропорту города Санкт-Петербург. Местное время семнадцать часов двадцать минут, температура – минус шесть…

В соседнем кресле Сулева невозмутимо потягивал из фляжки, «положив с прибором», по его выражению, на все имеющиеся на данный счет ограничения. Таким образом он готовился к встрече с родиной.

И Маша не выдержала, протянула руку, в которой удобная круглая фляжечка оказалась в сей же миг.

– Правильно, – одобрил Сулева. – Надо добить последние капли буржуазного напитка. Теперь буду пить только водку.

– Пожалей печень, – посоветовала Маша.

– Еще чего! Она же, сволочь, меня не жалеет! Иногда так прихватит!..

– А ты больше пива пей.

Спрятав в карман опустошенную фляжку, Сулева пообещал неукоснительно следовать этому совету. Ему все было по фигу, все как слону дробина.

Петербург встретил съемочную группу НТК пронизывающим ветром, холодом, слякотью, морозным туманом. Как все это могло сочетаться в одном флаконе, Маша Груздева, последние полтора года работавшая в европейском корпункте телекомпании, просто не могла понять. Оставалось принять сие в качестве данности. И – не удивляться. Ведь Россия, как в один голос твердили все там, в теплых, чистых, обжитых краях – феноменальная страна, затягивающая словно наркотик.