Дэшил Хэммет - Проклятие Дейнов

Финк провел по губам языком, потом тыльной стороной костлявой руки. И все так же полушепотом ответил:

— Я пришел сообщить вам одну вещь, вам надо знать это.

— Да?

— Это насчет Уиддена, которого убили.

— Да?

— Он был…

Дверь моей комнаты разлетелась. Пол, стены, потолок — все вздрогнуло. Грохот был настолько силен, что его не слышало ухо, — он воспринимался всем телом. Тома Финка отбросило от меня. Меня швырнуло в другую сторону, но я успел кинуться на пол и отделался ушибом — просто стукнулся плечом о стену. Полет Финка остановил дверной косяк, затылок его пришелся на острый угол. Он упал лицом вниз и затих, только кровь лилась из головы. Я встал и побрел в номер. Фицстивен лежал посреди комнаты кучей тряпья и растерзанного мяса. Постель моя горела. Ни стекла, ни сетки в окне не осталось. Я отметил все это механически, когда уже ковылял к комнате Габриэлы. Дверь туда была распахнута — наверное, взрывом.

Габриэла на четвереньках стояла на кровати, головой к изножью, коленями на подушке. Ночная рубашка была разорвана у нее на плече. Зелено-карие глаза блестели из-под свесившихся на лоб каштановых локонов — безумные глаза животного в западне. На остром подбородке блестела слюна. Больше никого в комнате не было.

— Где сиделка? — прохрипел я.

Она ничего не ответила. В глазах, устремленных на меня, стыл ужас.

— Лезьте под одеяло, — приказал я. — Хотите схватить воспаление легких?

Она не пошевелилась. Я подошел к кровати, поднял одной рукой край одеяла, а другой стал укладывать ее, приговаривая:

— Ну-ка, укройтесь.

Она издала горлом какой-то странный звук, опустила голову и острыми зубами впилась мне в руку. Было больно. Я накрыл ее одеялом и вернулся в свою комнату. Пока я выталкивал тлеющий матрац в окно, начали собираться люди.

— Вызовите врача, — велел я первому из них, — и не входите сюда.

Едва я избавился от матраца, как сквозь толпу, уже заполнившую коридор, протолкался Мики Лайнен. Мики мигая посмотрел на останки Фицстивена, на меня и спросил:

— Что за чертовщина?

Углы его вялых, толстых губ опустились, изобразив нечто вроде перевернутой улыбки.

Я лизнул обожженные пальцы и сварливо сказал:

— Сам не видишь, что за чертовщина?

— Вижу. Опять неприятности. — Улыбка на его красном лице приняла нормальное положение. — Как же: где ты, там и они.

Вошел Бен Ролли.

— Тц, тц, тц, — произнес он, озирая комнату. — Как по-вашему, что тут произошло?

— Апельсин, — сказал я.

— Тц, тц, тц.

Вошел доктор Джордж и стал на колени перед телом Фицстивена. Джордж наблюдал за Габриэлой со вчерашнего дня, когда мы привезли ее из пещеры. Это был коротенький, средних лет мужчина, весь, кроме губ, щек, подбородка и переносицы, заросший черными волосами. Волосатыми руками он ощупывал Фицстивена.

— Что делал Финк? — спросил я у Мики.

— Ничего интересного. Я пристроился за ним вчера днем, как только его выпустили на солнышко. Из тюрьмы пошел в гостиницу на Герни-стрит и снял номер. Весь конец дня просидел в публичной библиотеке, читал в подшивках про неприятности нашей девицы — со вчерашнего дня и дальше, дальше назад. Потом поел, вернулся в гостиницу. Мог улизнуть от меня через черный ход. Если не улизнул, то ночевал в номере. Свет у него погас, и я ушел в двенадцать ночи, чтобы к шести часам быть обратно. Он появился в восьмом часу, позавтракал, на поезде приехал в Постон, там пересел на местный автобус — и в гостиницу, спросил тебя. Вот и все дела.

— Будь я проклят! — раздался голос врача. — Он не умер.

Я ему не поверил. У Фицстивена оторвало правую руку и почти всю правую ногу. Тело было исковеркано так, что даже не поймешь, много ли от него осталось; но от лица осталась только половина. Я сказал:

— Там в коридоре еще один, с разбитой головой.

— А, там ничего страшного, — пробормотал врач, не поднимая головы. — Но этот… нет, будь я проклят!

Он вскочил на ноги и стал отдавать распоряжения. Он был взволнован. Из коридора вошли двое. К ним присоединилась сиделка Габриэлы миссис Херман и еще один человек с одеялом. Они унесли Фицстивена.

— Который в коридоре, это Финк? — спросил Ролли.

— Да. — Я повторил ему то, что сказал мне Финк. — Он не успел закончить, помешал взрыв.

— А может быть, бомба была для него, именно чтобы он не успел кончить?

Мики сказал:

— Из Сан-Франциско за ним никто не ехал, кроме меня.

— Может быть, — сказал я. — Мик, пойди посмотри, что там с ним делают.

Мики вышел.

— Это окно было закрыто, — объяснил я Ролли. — Такого звука, как если бы что-то бросили в стекло, перед взрывом не было; и осколков стекла в комнате нет. Кроме того, на окне была сетка, значит, можно утверждать, что бомба попала сюда не через окно.

Ролли вяло кивнул, глядя на дверь в комнату Габриэлы. Я продолжал:

— Мы с Финком разговаривали в коридоре. Я побежал сюда и сразу в ее комнату. Если бы кто-то выскочил после взрыва из ее комнаты, я непременно бы увидел или услышал. Я видел ее дверь почти все время — сперва снаружи, из коридора, потом изнутри; перерыв был такой, что вы бы чихнуть не успели. Сетка на ее окне цела.

— Миссис Херман с ней не было? — спросил Ролли.

— Не было, хотя полагалось быть. Это мы выясним. Предполагать, что бомбу бросила миссис Коллинсон, бессмысленно. Со вчерашнего дня, с тех пор как мы привезли ее с Тупого мыса, она лежит в постели. Устроить так, чтобы бомбу оставили заранее, она тоже не могла: она не знала, что займет эту комнату. Кроме вас, Фини, Вернона, доктора, сиделки и меня, никто туда не заходил.

— Да разве я говорю, что это ее рук дело? — вяло возразил помощник шерифа. — А что она говорит?

— Пока ничего. Сейчас попробуем, но вряд ли мы много от нее услышим.

Мы и не услышали. Габриэла лежала на кровати, подтянув одеяло к самому подбородку, словно готова была нырнуть под него при малейшей опасности, и в ответ на все наши вопросы впопад и невпопад мотала головой.

Пришла сиделка, грудастая, рыжая женщина на пятом десятке; ее некрасивое веснушчатое лицо и голубые глаза производили впечатление честности. Она поклялась на гостиничной Библии, что покинула больную не больше чем на пять минут — только спустилась за конвертами и бумагой, чтобы написать письмо племяннику в Вальехо; больная в это время спала, а так она от нее ни разу не отходила. В коридоре ей никто не встретился, сказала она.

— Дверь вы оставили незапертой? — спросил я.

— Да, чтобы не будить ее, когда вернусь.

— Где бумага и конверты, которые вы купили?

— Я услышала взрыв и побежала обратно. — На лице ее выразился страх, и даже веснушки побледнели. — Вы что, думаете…

— Займитесь-ка лучше больной, — сказал я грубо.