Картер Браун - Поклонник

— Размахивай своим жетоном перед носом, — сказал я. — Ты полицейский или кто?

— Ну! — Он расплылся в счастливой улыбке. — А я-то совсем забыл!

— Не забудь, когда захочешь сдвинуться с места, переставить одну ногу впереди другой! — заорал я на него.

— Что мне делать, когда я проберусь к алтарю? — поинтересовался Полник.

— Ты будешь наблюдать, — сказал я. — Ты будешь следить за Учителем так, словно от этого зависит твоя жизнь. Он говорит, что отправится к Богу солнца. Я хочу, чтобы ты ни на секунду не упускал его из виду. Не позволяй себе отвлекаться ни на что… ты усек это?

— Конечно, усек, лейтенант.

— Ты наблюдаешь только за Учите тем и больше ни за кем, — сказал я. — В сторону Элоизы ты тоже не смотришь!

— О'кей, — с грустью сказал Полник. — Если даже какая-нибудь дама снимет с себя всю одежду прямо рядом со мной, я и глазом не моргну!

— Вот и правильно, — сказал я. — Когда все это закончится, я хочу точно знать, где находится Учитель, и надеюсь получить эти сведения от тебя.

— Само собой, лейтенант. Проследить за парнем я смогу… это пустяки!

— Хорошо бы, если так, — сказал я. — И сейчас же отправляйся туда.

— Конечно, лейтенант. А чем будете заниматься вы?

— Я буду размышлять над законом земного притяжения, — сказал я.

— Да? — тоскливо изрек Полник. — Жаль, что я не лейтенант, лейтенант. Здорово сказано, а?

— Ты лучше держи жетон у себя перед носом, чтобы с ходу прочитать надписи, — устало заметил я. — А то вдруг забудешь по пути, что там написано.

— Спасибо за совет, лейтенант. Замечательная мысль.

Я смотрел ему вслед, пока его тучную фигуру окончательно не поглотила толпа. Я снова взглянул на часы. Они показывали шесть пятнадцать. До захода солнца оставалось двадцать пять минут. Я повернулся и вразвалочку направился к домику Стеллы. Подойдя к нему, я осмотрелся вокруг. Кажется, на меня никто не смотрел — все направлялись в противоположную сторону, к вершине горы. Я зашел с тыльной стороны домика — все было спокойно.

Я поставил одну ногу на подоконник, приподнялся и ухватился за карниз. Еще один рывок — и я растянулся на плоской крыше.

Усевшись, я вынул бинокль из чехла. Затем направил стекла на алтарь и стал регулировать фокус. Когда я нашел его, алтарь выпрыгнул у меня перед глазами в поразительной близости. Я увидел, что прямо перед алтарем стоит микрофон. Скользнув оптическим взглядом по толпе, заметил с полдюжины динамиков с усилителями, расположенных на стратегически важных местах. Здесь чувствовалась рука Беннета-организатора. Последние слова Учителя достигнут ушей каждого из присутствующих.

Я опустил бинокль и закурил сигарету. Солнце теперь опустилось ниже и висело прямо за алтарем и вершиной утеса, но оно все еще пылало ослепительным блеском.

Я снова взглянул на часы. Оставалось еще шестнадцать минут. Я окинул взглядом многочисленную толпу и заметил небольшое волнение, медленно проходившее по ней. Я посмотрел в бинокль и поймал глазами причину этого волнения. Толпа расступалась, чтобы дать пройти Элоизе и Учителю, которые медленно продвигались к алтарю.

Учитель шел впереди величественной походкой, свободно размахивая руками. Пальцы его были сжаты в кулаки. За ним следовала Элоиза с холодной отрешенностью на лице. Легкий ветерок нежно колыхал ее белый балахон.

Я снова опустил бинокль. Слышался постоянный ровный гул толпы, перемежавшийся охрипшими возгласами торговцев, которые продолжали до последней минуты продавать свои гамбургеры и лимонад.

Пчела вдруг громко и бесцельно прожужжала у меня над ухом и улетела прочь. Солнце все еще палило нещадно и без разбору всех и вся.

Меня вдруг посетило удивительное чувство отстраненности от происходящего. Неужели вот так же придет и конец мира? Девушки в летних платьицах будут сидеть на траве и кушать хот-доги. А в это время у них на глазах какого-то человека с бородкой и в одной набедренной повязке вдруг разобьет молния, оставив от него хлопья пепла; и они увидят вдруг, как Бог солнца собственной персоной изольет на них весь свой гнев — и в мгновение ока весь мир погрузится в вечную тьму В нескончаемую ночь без рассвета, где все живое погибнет.

Наконец они подошли к алтарю.

Элоиза и Учитель поднялись на алтарь и повернулись лицом к огромной толпе, которая постепенно успокоилась и затихла. Я наблюдал за обоими в бинокль и видел, как Элоиза сделала шаг вперед и медленно подняла обе руки над головой.

— Друзья, — услышал я чистый певучий голос, доносившийся из громкоговорителей, — друзья, — повторила она еще нежнее, — поклонники Бога солнца. Грядет знаменательное событие для всех нас! Наш Учитель, Пророк по воле Бога солнца, сказал, что сегодня на закате в присутствии всех нас он будет призван к себе Повелителем.

Она замолчала на несколько секунд и заговорила вновь уже более низким голосом:

— Сегодня — день радости, но также и день нашей общей печали. Величие Учителя покинет нас сегодня. Никогда более сила его страстной веры не созовет нас на поклонение Богу солнца — с его уходом вечером и с возвращением утром. Никогда более не знать нам тепла и утешения от его веры. Но, будучи духовно с ним, мы можем возрадоваться его вечному союзу с Богом солнца!

Ее голос вновь поплыл над толпой по нарастающей.

— Но, когда он уйдет, на этом месте… на этом самом месте, где сейчас стою… мы воздвигнем величественное святилище, дабы навсегда увековечить это уникальное и замечательное событие. От всего сердца прошу тех из вас, кто еще не пожертвовал на возведение храма, сделать это сейчас. Дарите и не жалейте, ибо больше уже не суждено нам увидеть на земле одного из последователей истинной веры — Пророка по воле Бога солнца!

Элоиза согнулась в долгом молитвенном поклоне и сошла с алтаря. Толпа расступилась, чтобы дать ей пройти.

Учитель вышел вперед с высоко поднятой головой. Борода его агрессивно топорщилась.

— Друзья мои, — он протянул руки к толпе, — братья по вере в Бога солнца! Не могу передать вам ту радость, гордость и ликование, которые царят ныне в моей душе. Через несколько минут я оставлю вас навсегда! Чтобы воссоединиться с тем вечным теплом и светом, что и есть Бог солнца. Вот мое настоящее счастье!

Я повернул бинокль в другую сторону и попробовал разыскать в толпе Элоизу, но не смог. Монотонная речь Учителя звенела у меня в ушах, но слов я не разбирал. Снова и снова я обшаривал взглядом толпу, но Элоизы и след простыл.

Я закурил очередную сигарету и посмотрел на часы. До захода солнца на Лысой горе оставалось ровно две минуты. Поэтому я снова поднял бинокль к глазам и уставился на Учителя.

Заходящее солнце подсвечивало сзади всю его фигуру золотистым огнем. Я прищурился от яркого света, бьющего мне в глаза сквозь стекла бинокля. Но рассмотреть что-либо четко было практически невозможно.