Джеймс Эллрой - Американский таблоид

Он сказал ей, что совершил большую глупость. Он добавил, что не знает, почему он это сделал.

Она ответила: ты хотел жить по-другому.

Он не мог с ней не согласиться.

Осень у Барби была расписана — длинные дистанции клубных гастролей в Де-Мойне и Сиу-Сити, а в районе Дня благодарения — долгие гастроли по Техасу.

В гастрольную программу ее теперь входили и дневные концерты — твист выходил из моды, и Джоуи хотел выжать из него все до последней капли.

В Милуоки он познакомился с Маргарет. Она была тихой и всего боялась.

Он предложил убить того насильника, что стал копом. Она ответила: нет.

Он спросил: почему? Она ответила: на самом деле ты этого не хочешь.

И тут он не мог не согласиться.

У него была Барби. У Бойда — его ненависть: Джек К. и Борода в одном отвратительном порыве. У Литтела были влиятельные друзья.

Вроде Гувера. И Хьюза. И Хоффы с Марчелло.

Уорд ненавидел Джека на пару с Кемпером. Им обоим досталось от Бобби — но они пошли дальше и теперь ненавидели его старшего брата.

Литтел стал новым фельдмаршалом Дракулы. Графу взбрело в голову приобрести Лас-Вегас и очистить его от микробов.

В глазах Литтела читалось: «У меня есть друзья. У меня есть планы. У меня в загашнике есть бухгалтерские книги пенсионного фонда».

Вонь стояла страшная. Камера гудела негодованием в адрес Джона Ф. Кеннеди.

Охранник приоткрыл дверь и стал выкрикивать имена заключенных, чтобы те могли сделать один звонок. Он орал:

— Агоста! Агвилар! Арредондо!..

Пит приготовился. За десять центов он сможет позвонить в Вашингтон Литтелу.

Литтел может выписать федеральный ордер на его освобождение из-под стражи. Литтел может проинформировать Кемпера о федеральных рейдах.

Охранник прокричал:

— Бондюран!

Пит подошел. Охранник проводил его по узкому коридору до стола с телефонами.

У стола его ждал Гай Бэнистер. У него была ручка и документ об отказе от претензий за противоправный арест.

Охранник вернулся в камеру. Пит трижды поставил свою подпись.

— Я теперь свободен?

Бэнистер просиял:

— Да. Агент-командир не знал, что ты — контрактный агент ЦРУ. Ну я ему и сообщил.

— А кто тебе сказал, где я?

— Да заезжал я в Солнечную долину. Кемпер дал мне записку, попросив передать ее тебе, и я поехал на парковку. Какие-то пацанята воровали с машин колпаки — они-то и сообщили мне, что большого гринго арестовали.

Пит потер глаза. Четыре таблетки аспирина ни черта не помогли от головной боли.

Бэнистер достал конверт.

— Я не вскрывал его. А Кемпер, видать, очень хотел, чтобы я побыстрей передал тебе его послание.

Пит схватил его:

— Как хорошо, что ты — бывший фэбээровец, Гай. А то бы торчать мне тут незнамо сколько.

— Не вешай носа, большой человек. Есть у меня подозрение, что вся эта тягомотина с Кеннеди скоро закончится.

Пит поймал такси до парковки. Вандалы разобрали тигровые авто чуть ли не до винтиков.

Он прочел записку. Бойд сразу перешел к делу:

Нестор здесь. Мне сообщили, что он сейчас находится в Корал-Гейблс — просит денег на оружие. Мой информатор сообщил, что он скрывается на углу 46-й и Коллинз (квартирка над гаражом, розовая штукатурка, в юго-западной стороне).

Записка означала УБЕЙ ЕГО. Не позволяй Санто добраться до него первым.

Чтобы унять мигрень, ему понадобился аспирин и глоток бурбона.

А для дела ему понадобился «магнум» и глушитель.

Он прихватил с собой агитки, какие раздавали сторонники Кастро — бросить рядом с трупом.

И поехал на пересечение 46-й и Коллинз. По пути ему пришла странная мысль: а что, если ты позволишь Нестору отговорить себя?

Здание с розовой штукатуркой оказалось там, где и было сказано. Припаркованный у тротуара «шеви» 1958 года выпуска вполне мог принадлежать Нестору.

Пит поставил машину.

У него что-то защемило внутри.

Да что с тобой такое — ты ведь убил человек триста, не меньше.

Он подошел к двери и постучал.

Ответа не последовало.

Он постучал снова — безрезультатно. Он прислушался: не шепчется ли кто, не слышно ли шагов?

Ни звука. Вскрыв замок перочинным ножиком, он вошел.

Щелкнули затворы автоматов: КЛАЦ-КЛАЦ. Кто-то невидимый дополнительно клацнул выключателем.

Вот и Нестор — он крепко привязан к стулу. Рядом с ним — два жирдяя самого бандитского вида с помповыми ружьями «Итака».

А вот и Санто Траффиканте с шилом для колки льда.

Литтел открыл портфель. Оттуда выпали пачки купюр.

Марчелло спросил:

— Сколько?

Литтел ответил:

— Четверть миллиона долларов.

— Где ты их взял?

— У клиента.

Карлос разгреб местечко на своем рабочем столе. Его кабинет был захламлен безделушками в псевдоитальянском стиле.

— Хочешь сказать — это все мне?

— Хочу сказать, что с тебя столько же.

— Что еще ты мне хочешь сказать?

Литтел вытряхнул деньги на стол:

— Хочу сказать, что я — юрист и могу сделать только это. Пока у власти Джон Кеннеди, рано или поздно Бобби доберется до всех вас. А еще добавлю, что устранение Бобби ничего не даст, потому что Джек инстинктивно догадается, кто это сделал, и, соответственно, начнет мстить.

Купюры издавали специфический запах. Хьюз пожалел новые банкноты.

— Но Линдону Джонсону Бобби не нравится. Он укажет ему на дверь, как пить дать, — лишь бы проучить пацана.

— Верно. Джонсон ненавидит Бобби так же сильно, как и мистер Гувер. И так же, как он, не желает нашим друзьям зла.

Марчелло рассмеялся:

— Линдон Бейнс Джонсон занимал деньги пенсионного фонда профсоюза водителей грузовиков. И вообще он парень разумный.

— Как и мистер Гувер, но мистер Гувер вдобавок очень расстроен планами Бобби демонстрировать показания Валачи по телевидению. Он страшится, что откровения Валачи серьезно подорвут его престиж и практически сведут на нет все то, чего мы достигли.

Карлос соорудил небольшой небоскребчик из пачек купюр и принялся за строительство настольного банковского сейфа из промокашек.

Литтел смел постройки:

— Полагаю, мистер Гувер хочет, чтобы это случилось. Чувствует, что это должно случиться.

— Мы все об этом думали. Знаешь, наших парней просто так в одной комнате не соберешь — без общей-то идеи.

— Необходимо сделать так, чтобы это случилось. При этом все должны решить, что мы ни при чем.

— То есть ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что это будет так грандиозно и смело, что нас в жизни не заподозрят. Хочу сказать, что даже если мы и попадем под подозрение, то, кто бы ни пришел к власти, он поймет, что доказать ничего толком не удастся. Мой опыт учит, что отрицание очевидного — лучшая основа для согласия. Я имею в виду, что все захотят запомнить этого человека таким, каким он никогда не был. Хочу сказать, что мы предоставим им объяснение, и тот, кто придет к власти, предпочтет его правде, даже если эта правда будет ему известна.