Джеймс Эллрой - Американский таблоид

Иными словами, с 19.05 субботнего вечера до 02.00 утра воскресенья он находился вне дома. Каждые два часа обстановку вокруг его поместья проверял патрульный автомобиль — методом простого объезда на машине по периметру.

Литтел выяснил местоположение сейфов и схему расположения системы сигнализации. Для этого он опросил семнадцать различных служб. Он представлялся лейтенантом полицейского управления Милуоки, подтверждая личность поддельными документами, купленными у фальсификатора документов, которого он арестовал много лет назад.

Всякий раз при этом он был в гриме и при фальшивой растительности на лице.

В доме находились два сейфа, обшитые стальными пластинами. Каждый из сейфов весил по сорок пять кило. И он тщательно запомнил их точное местоположение.

И вот — последние приготовления.

Осторожно снять комнату в мотеле на въезде в Белуа.

Вырезать из газеты статью о принадлежащей Шиффрину коллекции картин и бросить на месте ограбления.

Литтел глубоко вздохнул и быстро осушил три порции виски. Нервы, повибрировав еще немного, почти унялись.

Он посмотрелся в зеркало в ванной комнате. Последний взгляд — для смелости…

Луну закрыли низкие облака. Литтел подъехал к поместью и остановился в полумиле от него.

Было 23.47. На все про все у него был час тринадцать минут.

Патрульный автомобиль полиции штата обогнал его машину и укатил дальше к югу. Как раз вовремя: стандартный объезд территории в 23.45.

Литтел резко свернул с тротуара. Шины заскользили по утрамбованной грязи. Он включил ближний свет и заскользил вниз с холма.

Постепенно склон выровнялся. Литтел покрутился на месте, слегка сдавая назад, чтобы стереть отпечатки шин.

Полянка, на которой он очутился, была окружена деревьями — с дороги его машину видно не будет.

Он вырубил фары и схватил спортивную сумку. На холме, в западном направлении, мелькали огни дома — слабый, но хорошо указывающий направление свет.

Он побрел на свет. Сухая листва не позволяла ему оставлять следы на вязкой земле. Каждые несколько секунд свет усиливался.

Литтел подошел к выездной дороге, рядом с которой располагался навес для автомобиля. «Эльдорадо-брогэма» Шиффрина под навесом не было.

Тогда новоиспеченный вор подбежал к окну библиотеки. Изнутри тускло светила лампа — этого ему было достаточно.

Достав инструменты, он обрезал два провода, прикрепленные к ливнестоку. Затрещал и погас дуговой фонарь возле дома. Он увидел провод сигнализации, обрамлявший оконную раму — в аккурат между двумя толстенными стеклами.

Литтел очертил на стекле окружность.

Отрезал кусочки магнитной ленты и приклеил их к внешней стороне стекла — так, что получился почти идеальный круг.

Ноги отчаянно болели. От стекавшего по лицу холодного пота стали саднить порезы, оставшиеся после бритья.

Он прошелся магнитом над пленкой. И внутри очертания прорезал стеклорезом круг.

Стекло и впрямь было ТОЛСТЫМ — чтобы проделать в нем паз, ему пришлось упереться обеими руками и навалиться всем своим весом.

Сигнализация не сработала. Свет не включился.

Он выдавил круглые отверстия в стекле. Никаких сирен не заревело; в общем и целом никакого шума, который мог быть услышан на дальнем расстоянии.

Ладони его горели. Лезвие стеклореза затупилось. От холодного пота он в буквальном смысле дрожал.

Разбилось наружное стекло. Он засунул рукава в перчатки и стал сильнее давить на лезвие.

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ МИНУТ ИСТЕКЛИ.

Внутреннее стекло не выдержало нажима локтем. Литтел проделал в нем более-менее приличное отверстие, чтобы можно было протиснуться внутрь.

Он запрыгнул в комнату. Проделанное им отверстие оказалось впритык — острые края оцарапали кожу.

Библиотека: обшитые дубовыми панелями стены и обитые зеленой кожей кресла. На боковых стенах висели те самые картины: Матисс, Сезанн, Ван Гог.

Напольные лампы давали ему ровно столько света, сколько было нужно для работы.

Он приготовил инструменты.

Ему почти сразу удалось найти сейфы — они располагались в двух закрытых панелями нишах в стене.

Он покрыл каждый сантиметр стены тройным слоем звукоизолирующего полотна. И крепко-накрепко приколотил его — забив в дорогущий лакированный дуб пятицентовые гвозди.

Отметив крестом местонахождение сейфов, он надел защитные очки и вставил беруши. Потом зарядил дробовик и открыл огонь.

Один заряд, два заряда, — громкие взрывы в отдельно взятом помещении.

Три заряда, четыре — в воздух полетели щепки и опилки разломанной твердой древесины.

Острые щепки расцарапали ему лицо. От порохового дыма тянуло блевать. Видимость мигом стала нулевой: на стеклах очков осела вязкая древесная пыль.

Литтел перезаряжал дробовик и стрелял, перезаряжал заново и снова стрелял, перезаряжал и стрелял. Сорок с чем-то зарядов разнесли стену и тыловые потолочные балки.

Дерево и цемент не выдержали. Со второго этажа посыпалась, падая и с треском ломаясь, мебель. Из каменных обломков выпали два сейфа.

Литтел принялся пробиваться к ним — прошу тебя, Господи, сделай так, чтобы я мог дышать.

Его вырвало — щепками и виски. Он выкашлял оружейный дым и черную от пороха мокроту. Он разгреб кучи опилок и подтащил сейфы к своим сумкам.

СЕМЬДЕСЯТ ДВЕ МИНУТЫ ИСТЕКЛИ.

Из зиявшей в стене библиотеки дыры виднелась гостиная. Сорок с лишним зарядов дроби снесли картины на пол.

Сезанн не пострадал. Матиссу слегка повредило раму. От Ван Гога осталось лишь изрешеченное дробью ничто.

Литтел бросил на пол вырезку из газеты.

Литтел привязал сумки к спине стропами из штор.

Литтел схватил картины и бросился к парадной двери.

От чистого воздуха у него закружилась голова. Он жадно втянул в себя воздух и пустился бежать.

Он поскальзывался на листьях и рикошетил от деревьев. У него сладко засосало под ложечкой — еще никогда ему не было так хорошо. Он спотыкался и едва не складывался вдвое — почти сто килограммов стали стремительно несли его вниз по склону холма.

Он упал. Тело его сделалось точно резиновое — он не мог ни встать на ноги, ни поднять свою сумку.

Ползком и волоком добирался он сам и дотаскивал сумку до машины. Убрав ношу в багажник, он медленно доехал до подъездной дороги, останавливаясь каждые несколько метров, чтобы отдышаться.

Когда он увидел свое лицо в зеркале заднего вида, первым словом, которое пришло ему в голову, было слово «герой».

Как и прежде зигзагами, он поехал на северо-запад. И скоро нашел место, предназначенное для большого взрыва: лесную полянку возле «Собачьей прерии».

Осветив полянку тремя большими коулменовскими фонарями, он сжег картины и раскидал пепел по всей округе.