Казимеж Коркозович - Белое пальто в клетку

Реакция толстяка на этот вопрос превзошла все ожидания Герсона. Директор откинулся на спинку стула и, широко открыв глаза, уставился на поручика, кровь отлила от лица, оно стало белее бумаги. Наконец он резко втянул воздух и выдавил из себя:

— Это… это какое-то недоразумение… Ковальских в Польше много, почти на каждом шагу. Вы хорошо знаете… — Он пытался усмехнуться, но вместо улыбки появилась гримаса.

— Значит, это не ваш родственник? — Герсон сделал вид, что не заметил реакции толстяка на его вопрос.

— Совершенно не мой! — ответил директор решительным голосом.

Но его реакция была столь выразительной и мгновенной, что сомнений в правильности ответа не было никаких…

Тереза Терен прилетела в пятницу. Почти весь следующий день она занималась делами, связанными с ее поездкой, и только вечером смогла встретиться с Анатолем Сарной; они довольно поздно вместе пообедали, за кофе Тереза сообщила, что страшно устала после поездки, сегодняшний день добил ее окончательно, поэтому она не намерена сидеть завтра дома.

— Наши дорогие друзья наверняка не дадут нам спокойно посидеть дома, да и у меня нет никакого желания принимать гостей.

— Что бы ты хотела? — поинтересовался Сарна, глотнув кофе.

— Сейчас такая прекрасная погода, лето уже кончается, давай поедем куда-нибудь за город.

— Кажется, завтра гулянье в Залесье. Прощание с летом или что-то в этом роде…

— Великолепно! На телефоны сегодня не отвечаем, а завтра чуть свет поедем.

— Чуть свет — это значит около двенадцати? — не без иронии заметил Сарна. — Ведь раньше ты, пожалуй, не наведешь блеск…

Больше они к этому вопросу не возвращались, но на следующий день выехали довольно рано, что-то около десяти. В Залесье, поставив машину на стоянку, направились к прудам, смешавшись с толпой гуляющих, только что приехавших варшавской электричкой и запрудивших всю аллею, уходящую в глубь леса.

Вскоре они подошли к пруду. В зеленый ковер лужайки был красиво вписан белый эллипс, обрамляющий бассейн. К нему вел дугообразный мостик, а вдали тянулась широкая полоса леса. Перед мостиком был тир, билетная касса и буфет с прохладительными напитками. Тут же на небольшом помосте, сколоченном на скорую руку, играл оркестр, на площадке перед оркестром толклись танцующие пары.

Вдоль аллеи, тянущейся вдоль пруда, стояли скамейки, почти все занятые. Пока они не чувствовали усталости и не стремились отыскать свободное место. Обойдя танцующих, они по мостику прошли к плавательному бассейну. Там также продавали сосиски, соки, сладости, играл оркестр, аккомпанируя певице, которая дергалась в такт музыке.

Держась за руки, решили остановиться возле оркестра, послушать певицу.

На одной из скамеек возле пруда сидел пожилой мужчина, и, казалось, все его внимание было поглощено скользящими по зеркальной поверхности разноцветными байдарками. Руки он положил на набалдашник трости, весь его вид говорил о том, что на скамейке сидит утомленный жизнью пенсионер, который пришел погреться на солнце, поскольку лето уже догорает. Мужчина сидел не шелохнувшись, смотрел прямо перед собой, но от его внимания ничего не ускользало, он видел, что происходило вокруг.

Поэтому, когда в конце аллеи появился молодой человек в джинсах, пестрой рубашке и короткой кожаной, небрежно расстегнутой куртке, отчего была видна массивная металлическая пряжка, он проводил его внимательным взглядом. Когда молодой человек проходил мимо скамейки, их взгляды встретились и пожилой едва заметным кивком головы указал на мостик.

Молодым человеком был не кто иной, как пан Метек, личность довольно известная и пользующаяся вполне заслуженным уважением в определенных кругах. Черные, падающие на плечи волосы обрамляли худое лицо с впалыми щеками, у пана Метека был острый, торчащий кверху нос и узкие бескровные губы. Красивым его назвать, пожалуй, было нельзя, но у пана Метека были другие достоинства. Несмотря на свой довольно молодой возраст, ему были известны многие стороны жизни, и это способствовало развитию в нем не самых лучших качеств его натуры, доведя до совершенства благоприобретенные — и в первую очередь блестящее владение ножом и бритвой. Пан Метек не признавал иных средств убеждения, особенно тех, что вызывают слишком много шума. Он предпочитал работать в тишине, под покровом ночи. Но на сей раз ему предстояло выполнить задание при свете дня, столь сложные условия были продиктованы определенными обстоятельствами и пожеланиями заказчика.

Скользнув взглядом по сидящему пожилому мужчине, подтвердив, что понял молчаливое указание едва заметным кивком головы, пан Метек двинулся в направлении мостика и вскоре в плотной толпе гуляющих отыскал белое пальто в клетку, убедившись, что у владелицы его светловолосая головка. Это позволило ему заключить, что полученные указания абсолютно точны.

— Может, пойдем, — предложил Анатоль, — ветер относит слова, глушит мелодию, какой смысл здесь стоять?

Тереза покорно пошла за ним.

— Давай присядем у бассейна и погреемся на солнышке, — предложила она. — Здесь нет такой толчеи.

Они сели рядышком, подставив лица солнцу, а пан Метек, который буквально минуту назад, когда они еще были в толпе, приблизился к Терезе почти вплотную и уже было потянулся за ножом, прошел мимо них с перекошенным от злости лицом: из-за каких-то нескольких секунд все дело пошло насмарку. Придется повременить, пока снова не сложится благоприятная обстановка, нож он вонзит бесшумно — не подставлять же самого себя под удар, — а потом незаметно исчезнет в толпе.

Спустя какое-то время Тереза, не открывая глаз, обратилась к Анатолю:

— Скажи, а здесь есть где-нибудь шезлонги?

— Конечно, есть, ты же видела, сколько их стоит на лужайках.

— Давай возьмем. На этом парапете не очень-то удобно сидеть.

Анатоль отправился за шезлонгами. Тереза сидела, не меняя позы, с закрытыми глазами, чуть откинувшись назад. Гомон гуляющих, крики резвящихся мальчишек, играющий вдалеке оркестр — все это сливалось в кошмарный гул. Она услышала возле себя шаги и открыла глаза, это был Анатоль.

— Где ты хочешь поставить их?

— Мне все равно… Ну, хотя бы там…

Они блаженствовали в шезлонгах, а пан Метек прикинул и решил, что в течение часа он может быть свободен. Поскольку незамеченным ему никак не подкрасться к своей жертве.

Пожилой мужчина по-прежнему сидел неподвижно, опершись руками на трость, и терпеливо ждал.

Прошло более часа, и Тереза заявила, что она голодна.

А прибывающие электрички везли и везли людей на гулянье, толпа стала заметно гуще. И возле бассейна толклось много людей. Оркестры ни на минуту не умолкали — дальний за прудом был едва слышен, а ближний громыхал вовсю.