Дэшилл Хэммет - Сотрудник агентства Континенталь

– Вот видите, что вы наделали.

Я сказал, что сожалею, и вместе с хозяином ушел осматривать лужайку. Других алмазов мы не нашли.

Часа два я истратил на соседей, пытаясь что-нибудь разузнать о человеке, которого видели жена и дочь Леггета. Этот не прояснился, зато я услышал о другом. Первой мне рассказала о нем некая миссис Пристли – бледная инвалидка, жившая за три дома от Леггетов.

По ночам из-за бессонницы миссис Пристли нередко сидела возле окна на улицу. И дважды видела этого человека. Она сказала, что он высокий и, кажется, молодой, а на ходу выставляет вперед голову. Улица плохо освещена, и разглядеть цвет волос и одежду она не могла.

Впервые она увидела его неделю назад. Пять или шесть раз, с интервалами минут в пятнадцать – двадцать, он прошел взад и вперед по другой стороне улицы, повернув лицо так, как будто искал что-то на той стороне, где жила миссис Пристли – и Леггеты. Первый раз в ту ночь она увидела его между одиннадцатью и двенадцатью, а последний раз – наверное, около часу. Через несколько дней – в субботу ночью – она увидела его опять, на этот раз он не ходил, а стоял на углу и наблюдал за улицей. Через полчаса он ушел, и больше она его не видела.

Миссис Пристли знала Леггетов в лицо, но никакими сведениями о них не располагала – слышала только, что дочь у них немного взбалмошная. Люди они, кажется, симпатичные, но держатся особняком. Он поселился в доме в 1921 году, один, с экономкой, некоей миссис Бегг – теперь она, насколько известно миссис Пристли, живет в Беркли у людей по фамилии Фримандеры. Миссис Леггет и Габриэла переехали сюда только в 1923 году.

Миссис Пристли сказала, что вчера ночью не сидела у окна и поэтому не видела того человека, которого заметила на углу миссис Леггет.

Другой сосед, Уоррен Дейли, живший на другой стороне улицы, возле угла, где миссис Пристли видела постороннего, застал у себя в вестибюле человека, по-видимому, того же самого, в воскресенье, запирая на ночь дверь. Когда я к ним зашел, самого Дейли не было дома, но жена его рассказала об этом происшествии, а потом соединила меня с ним по телефону.

Дейли сказал, что человек стоял в вестибюле, то ли наблюдая за кем-то на улице, то ли от кого-то прячась. Как только Дейли открыл дверь, человек бросился бежать, не обращая внимания на крик Дейли: «Вы что тут делаете?» Дейли сказал, что незнакомцу тридцать два – тридцать три года, одет прилично, в темное, и у него длинный, тонкий, острый нос. Вот и все, что мне удалось вытрясти из соседей. Я отправился на Монтгомери-стрит в контору Спира, Кемпа и Даффи и спросил Эрика Коллинсона.

Это был молодой блондин, высокий, плечистый, загорелый, нарядный, с красивым неумным лицом человека, досконально изучившего поло, стрельбу, летное дело или что-нибудь в этом роде – а может быть, и два подобных предмета, – и почти ничего кроме. Мы сели на пухлый кожаный диванчик в комнате для посетителей; рабочий день на бирже кончился, и комната была пуста, если не считать худосочного парня, менявшего цифры на доске. Я рассказал Коллинсону о краже и спросил, что за человека они с мисс Леггет видели в субботу ночью.

– С виду обыкновенный, насколько мне удалось разглядеть. Было темно. Приземистый, плотный. Думаете, это он украл?

– Он шел от дома Леггетов? – спросил я.

– Во всяком случае, с участка. Вел себя нервно – мне показалось, он что-то там вынюхивал. Я хотел догнать его и спросить, что он здесь делает, но Габи не позволила. Это мог быть знакомый ее отца. Его вы не спрашивали? Он водится со странными типами.

– А не поздновато ли для гостя?

Он стал смотреть в другую сторону, и поэтому я спросил:

– Который был час?

– Да, пожалуй, полночь.

– Полночь?

– А что? Самое время. Час, когда разверзаются могилы и блуждают призраки.

– Мисс Леггет сказала, что это было в четвертом часу ночи.

– Вот видите! – ответил он, вежливо торжествуя, словно доказал мне что-то в споре. – Она полуслепая, а очки не носит, считает, что ей не идут. И вечно попадает впросак. В бридж с ней играть – наказание: путает двойки с тузами. Наверное, было четверть первого, она посмотрела на часы и перепутала стрелки.

– Да, жаль, – сказал я, а потом: – Спасибо, – и пошел в магазин Холстеда и Бичема на Гири-стрит.

Уотт Холстед оказался любезным лысым толстяком с усталыми глазами и слишком тугим воротничком. Я объяснил ему, чем занимаюсь, и спросил, хорошо ли он знает Леггета.

– Знаю его как порядочного клиента и наслышан как об ученом. Почему вы спрашиваете?

– История с кражей сомнительна... местами, по крайней мере.

– Нет, вы ошибаетесь. Ошибаетесь, если думаете, что человек его калибра может заниматься такими вещами. Слуга – пожалуйста; это возможно: такое часто бывает. Но Леггет – нет. У него репутация серьезного ученого, его работы по окраске удивительны... и, если сведения нашего кредитного отдела верны, человек он вполне обеспеченный. Я не хочу сказать, что он богач в современном смысле слова, но достаточно богат, чтобы не пачкаться из-за мелочей. Между нами говоря, мне известно, что сейчас на его счету в Национальном банке Симена более десяти тысяч долларов. Ну, а восемь бриллиантов стоили от силы тысячу двести – тысячу триста.

– В розницу? Значит, вам они обошлись в пятьсот или в шестьсот?

– Точнее сказать, – он улыбнулся, – в семьсот пятьдесят.

– Как случилось, что вы дали ему алмазы?

– Он наш клиент – я вам уже говорил, – и когда я узнал, что он делает со стеклом, я подумал, что было бы замечательно применить тот же метод к алмазам. Фицстивен – это в основном от него я узнал об опытах Леггета со стеклом – отнесся к идее скептически, но я думал, что попробовать стоит... и сейчас так думаю... и убедил Леггета этим заняться.

Фамилия Фицстивен показалась мне знакомой. Я спросил:

– Это какой Фицстивен?

– Оуэн, писатель. Вы его знаете?

– Да, но я не знал, что он здесь. Когда-то мы частенько виделись. Вы его адрес знаете?

Холстед нашел его мне в телефонной книге – писатель жил на Ноб-хилле.

От ювелира я отправился к Минни Херши. Район был негритянский, а это значило, что вероятность получить здесь точные сведения еще меньше, чем обычно.

Выяснить мне удалось следующее. Девушка приехала в Сан-Франциско из Винчестера в Виргинии четыре или пять лет назад и последние полгода жила с негром Тингли по кличке Носорог. Один сказал мне, что его зовут Эд, другой – что Билл, но оба сошлись на том, что он молодой, большой, черный и что его легко узнать по шраму на подбородке. Мне сообщили, что кормят его Минни и бильярд, что малый он ничего, пока не взбесится, и тогда с ним сладу нет, что увидеть его я могу почти каждый вечер, только пораньше, либо в парикмахерской Кролика Мака, либо в табачном магазине Гербера.