Росс Томас - Честный вор

— Хорошо, если понедельник тебя не устраивает, — ответил голос после короткого молчания, — встретимся во вторник, тоже в десять.

— Где?

— Ты знаешь, где находится Вестсайдский аэровокзал?

— На углу Десятой авеню и Сорок Второй улицы.

— Точно. В десять часов ты поднимешься на второй этаж, в мужской туалет. Войдешь в крайнюю левую кабинку, Если она будет занята, подождешь, пока не освободится. Зайди в нее, сядь на стульчик и жди, Деньги принеси в той же сумке с эмблемой «Пан-Ам». Из соседней кабинки тебе под перегородкой просунут другую сумку. Одновременно и точно таким же способом ты передашь свою.

— Не одновременно, — возразил я, — Сначала я должен посмотреть, что в вашей сумке.

— Ладно, можешь посмотреть. А затем отдавай деньги и быстро выметайся из туалета и из аэровокзала. И не вздумай сшиваться поблизости и ждать человека, который выйдет с твоей сумкой. Ты это понял?

— Да.

— Деньги принесешь банкнотами по пятьдесят и двадцать долларов.

— Хорошо.

— И не говори детективам, что ты собираешься делать во вторник утром.

— Вы знали Бобби Бойкинса, не так ли? — вновь спросил я.

Мне ответило молчание, секунд через десять сменившееся короткими гудками. Я положил трубку и передал присутствующим содержание нашего разговора.

— Что он сказал насчет Бойкинса? — спросил Прокейн.

— Ничего.

— Вы думаете, что он убил старика?

— Возможно.

— Но вы не собираетесь говорить об этом полиции?

— Пока мне нечего им сказать, Я даже не знаю, замешан ли Бойкинс в этом деле. Но его тело оказалось в прачечной-автомате, когда я зашел туда в три часа утра.

— Тут должна быть какая-то связь, — заметил Уайдстейн..

— Возможно. Но Бобби Бойкинс — мелкий карманник. Он понятия не имеет, как влезть в чужой дом, не то что вскрыть сейф. А вот среди его знакомых есть неплохие специалисты.

— Вы предполагаете, что он мог быть посредником вора? — спросил Прокейн.

Я покачал головой.

— Я ничего не предполагаю. Но до встречи в аэровокзале я собираюсь кое-что выяснить. Я знаком с людьми, которые знали Бойкинса. Возможно, им что-то известно. Перед смертью Бобби долго били. Он — старик. А в старости отказываются говорить, так как уже знают, что это ни к чему не приведет. Есть только одна причина, по которой Бойкинс мог молчать: он понял, что его убьют, как только он удовлетворит любопытство тех, кто задавал вопросы.

Прокейн перевел взгляд на один из пейзажей, изображавший оленя, стоящего в нерешительности на залитой солнцем опушке. Судя по всему, Прокейн любил рисовать солнечный свет.

— Я вижу, что этот довольно простой обмен становится все более сложным, мистер Сент-Айвес, — сказал он.

— Сложным до предела, — ответил я, — Но убийство никогда ничего не упрощало, хотя большинство из них совершается именно с этой целью.

Прокейн задумался.

— Но вы по-прежнему настаиваете на том, что будете работать в одиночку?

— А что?

— Вы сказали, что собираетесь выяснить, участвовал ли Бойкинс в краже моих журналов. Надеюсь, вы не станете возражать, если мисс Вистлер и мистер Уайдстейн займутся тем же самым, разумеется, используя свои каналы.

— Конечно, нет. Я бы даже хотел, чтобы во вторник утром они оказались неподалеку от мужского туалета Вестсайдского аэровокзала. И, если через двадцать — двадцать пять минут я не выйду оттуда, мистер Уайдстейн мог бы заглянуть в туалет, чтобы убедиться, не лежит ли мой труп на полу крайней кабинки слева.

— Да, я как раз собирался предложить вам этот вариант.

— Может быть, вам следовало упомянуть и о временном факторе, мистер Прокейн, — заметила Джанет Вистлер, Он взглянул на Уайдстейна, который согласно кивнул.

— Мистер Сент-Айвес, журналы должны быть возвращены мне не позднее среды.

— Я не могу этого гарантировать.

— Да, я знаю. Но если человек, только что говоривший с вами, позвонит еще раз, чтобы перенести встречу на более поздний срок, вы должны настоять на уже достигнутой договоренности.

— А если он будет тянуть время и я не смогу получить их до среды?

Они обменялись многозначительными взглядами, которые мне ровным счетом ничего не говорили.

— Тогда, мистер Сент-Айвес, нам придется принять определенные меры и, возможно, обойтись без вашей помощи.

— Что-то я вас не понимаю, — ответил я.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет.

На Сорок Второй улице, сразу после пересечения с Девятой авеню, есть бар под названием «Нитти Гритти». Несколько лет назад он назывался «Козырной Туз», еще раньше — «Гинг Хо». Кто-то говорил мне, что во время второй мировой войны на вывеске было написано «Хабба-Хабба», но я в это не верю. Хотя название бара постоянно менялось, хозяин и клиентура оставались прежними. Бар принадлежал Френку Свеллу, а в основном контингент посетителей составляли сутенеры и проститутки, воры и фальшивомонетчики.

Френк Свелл не любил своих клиентов и менял название бара в надежде, что они перестанут приходить к нему. Иногда, когда на душе скребли кошки, я появлялся у Свелла, чтобы уйти от него в значительно лучшем настроении. Потому что я видел, что мне еще очень далеко до самого дна.

В воскресенье, в шесть часов вечера, я сидел у стойки и слушал Френка, который зачитывал мне список новых предполагаемых названий, которые могли бы отпугнуть завсегдатаев.

— Послушай вот эти. Фил.

— Сначала налей мне шотландского с содовой.

— Конечно, — он пододвинул мне полный бокал и продолжил чтение.

— "Третий Джордж", «Водолей», мне кажется, вполне уместные названия.

— Это точно.

— "Голубое Яблоко", «Зеленая Борода», «Третий Орел», а вот это мне очень нравится: «Синий Блейзер».

— Высший класс.

— Да, то, что мне нужно. Чтобы выгнать отсюда этих подонков. Ты только посмотри на них.

Я посмотрел. За дальним столиком сидели две проститутки. За другими — три пары, и только одна из них не ссорилась. У стойки примостились двое. Один, бледный и худой, казалось, только что вышел из тюрьмы и не увидел в свободе ничего хорошего. Другой, лет тридцати восьми, с круглым добродушным лицом, в темно-сером драповом пальто с меховым воротником и почти белой фетровой шляпе, напомнил мне бостонских политиканов моей молодости. Его звали Финли Камминс. На жизнь он зарабатывал воровством и встретил мое появление в баре дружеским кивком и улыбкой.

Я повернулся к Свеллу.

— Все те же лица.

— Ты знаешь, кто они? — фыркнул Свелл. — Отбросы общества, вот кто, — ему нравилась эта фраза, и я слышал ее уже раз десять.

— Мне казалось, что Бобби Бойкинс заходит к тебе в это время. Он все еще при деле? Свелл покачал головой.

— Он слишком стар и может выронить бумажник, который только что достал из чужого кармана, на мостовую, прямо у ног хозяина.