Уолтер Мосли - Дьявол в синем

Широкая ухмылка на жирном лице Мейсона не красила его.

– И ты их только что получил?

– Ему крепко повезло, – сказал Крыса. – А не то вам пришлось бы разыскивать меня.

Фараоны обменялись многозначительными взглядами.

– Где вы живете, мистер Наврошет? – спросил Миллер, вытащив блокнот и ручку.

– Номер дома 2732 дробь 2, это на Флоренс-стрит. Квартира на верхнем этаже в задней части дома, – соврал Крыса.

– У нас могут появиться вопросы к вам позднее, – сообщил Миллер, записав адрес в блокнот. – Так что оставайтесь в городе.

– Как скажете. Я работаю на большой мойке автомобилей в Гриншоу. Если меня нет дома, значит, я там. До свидания, Изи.

Крыса удалился, размахивая руками и насвистывая. Потрясающе! Откуда он так хорошо знает здешние улицы?

– Может быть, войдем в дом? – предложил Миллер.

Они усадили меня на стул, а сами остались стоять, нависая надо мной, как бы подчеркивая этим важность происходящего.

– Что вы знаете о Ричарде Мак-Ги? – приступил к допросу Миллер. Он пристально вглядывался в мое лицо, стараясь определить, правду я говорю или вру.

– О ком? – притворился я, что недослышал.

– Раньше вы не жаловались на слух, – съязвил Миллер.

– Впервые слышу это имя. – Я тянул время, соображая, что им известно.

Мейсон положил мне на плечо свою тяжелую руку.

– Прошлой ночью полиция Лос-Анджелеса обнаружила мертвеца в его собственном доме в Лоурел-Кэньоне, – сообщил Миллер. – Его имя Ричард Мак-Ги. На его столе лежала записка.

Миллер протянул мне клочок бумаги, где было нацарапано: "К. Джеймс".

– Вам что-нибудь говорит это имя? – спросил Миллер.

Я постарался прикинуться дурачком, что было не так уж и трудно.

– А как насчет Говарда Грина? Вы знали его? – Миллер положил ногу на стол и совсем близко склонил ко мне свое худое лицо.

– Нет.

– Не знали? Он посещал негритянский бар, где вы бывали с Кореттой Джеймс. Это заведение не так уж велико, чтобы можно было в нем затеряться.

– Наверное, я узнал бы его в лицо, если бы мне его показали, – предположил я.

– Это будет нелегко сделать, – прорычал Мейсон. – Он мертв, и лицо его выглядит как отбивная котлета.

– А как насчет Мэтью Терена, Изекиель? – спросил Миллер.

– Конечно, я знаю его. Он недели две назад участвовал в предвыборной кампании на пост мэра. В чем же все-таки дело, черт подери? – Я встал со стула, разыгрывая справедливое негодование.

– В тот вечер, когда мы вас арестовали, – сказал Миллер, – Терен заглянул к нам. Он хотел узнать, не нашли ли мы убийцу его шофера Говарда Грина.

Я посмотрел на него пустыми глазами.

– Мы ему сообщили, – продолжил Миллер, – что произошло еще одно убийство. Коретту Джеймс убили с такой же жестокостью, как и Говарда Грина. Он очень заинтересовался, Изи, и пожелал разузнать о вас. Даже зашел в участок вместе с новым шофером, чтобы посмотреть на вас.

Я вспомнил глазок в двери камеры.

– Я никогда не видел этого человека, – заявил я.

– Никогда? – подозрительно переспросил Миллер. – Сегодня утром труп Терена обнаружен в его конторе, в центре города. У него в груди была аккуратная дырочка. Пуля попала прямо в сердце.

Меня будто обухом по голове стукнули, и я снова опустился на стул.

– Навряд ли ты как-то связан с этим. По крайней мере, мы ничего не можем доказать. Но что-то знаешь, и мы вытряхнем из тебя все.

Мейсон широко осклабился, обнажив кроваво-красные десны.

– Не знаю, что вы от меня хотите. Может, я знал этого Говарда Грина в лицо. Если он бывал у Джона, я, наверное, вспомнил бы, как он выглядит. Ну и что из этого?

– А я думаю, вы его знаете, Изекиель. А если знаете, но не признаетесь, для вас это плохо обернется. Ох как плохо.

– Я ничего не знаю. Убитые не имеют ко мне никакого отношения. Вы знаете, за мной ничего не числится. Мне случалось выпивать с Дюпре и Кореттой, но за это вы не можете меня повесить.

– Могу, если докажу, что вы были в доме Ричарда Мак-Ги.

Под правым глазом у Миллера змеился серповидный шрам. Мне почудилось, что я уже видел этот шрам. Но раньше я его не замечал, это точно.

– Меня там не было, – упрямо твердил я.

– Где? – встрепенулся Миллер.

– Я не был в доме убитого.

– На рукоятке ножа нашли большой четкий отпечаток пальца. Если это ваш, вы спеклись.

Мейсон снял мой пиджак со спинки стула и держал его за моей спиной, как гардеробщик. Он мог позволить себе быть вежливым, потому что не сомневался, что я влип.

Меня отвезли в участок и сняли отпечатки пальцев, затем отослали их в центр для сравнения с отпечатком, найденным на рукоятке ножа. Миллер и Мейсон начали новый раунд допроса в маленькой комнатушке. Спрашивали все о том же: знал ли я Говарда Грина, знал ли я Ричарда Мак-Ги? Миллер продолжал угрожать, что он отправится в заведение Джона и найдет свидетелей, которые видели меня с Грином, но мы оба прекрасно понимали, что это блеф. В те времена едва ли один из ста негров осмелился бы вести разговоры с полицией. А если бы кого и заставили говорить – ничего, кроме вранья, не услышали бы. Посетители заведения Джона составляли особенно сплоченную компанию, так что я был в полной безопасности. По крайней мере, от показаний своих друзей.

Меня беспокоил отпечаток пальца. Я был уверен, что не прикасался к ножу, но от полиции не знаешь, чего ждать. Если они действительно хотели найти убийцу, то должны были вести себя честно и, сравнив мои отпечатки с отпечатком на ноже, отпустить меня на волю. А вдруг им просто нужен козел отпущения? Или они хотят закрыть дело, чтобы не испортить отчетность за этот год? Трудно что-нибудь сказать определенно, когда дело касается фараонов и цветных. Преступления в негритянских кварталах полицию не занимают. Конечно, какому-нибудь мягкосердечному полицейскому, возможно, станет не по себе, если негр убьет свою жену или изувечит ребенка. Но проделки Фрэнка Грина, чисто деловые разборки фараонов не беспокоили. Газеты обычно даже не сообщали об убийствах среди цветных. А если и сообщали, то на последней странице, в самом низу.

Они вполне могли сфабриковать дело и "навесить" на меня убийство Говарда Грина и Коретты, чтобы избавить себя от лишних хлопот. Я в этом был уверен. Но убийства двоих белых – это уже серьезно. Убийство белого человека – настоящее преступление, и я надеялся только на то, что полиция заинтересована найти истинного преступника.

Меня все еще допрашивали, когда в комнату вошел молодой человек в коричневом костюме. Он вручил Миллеру коричневый конверт и что-то шепнул на ухо. Миллер кивнул так, словно услышал нечто очень важное. Молодой человек удалился. Миллер повернулся ко мне, и я в первый раз увидел его улыбку.