А. Веста - Доля ангелов

– Скит-то никак завалился, – проворчал старатель.

– Здесь кто-то жил?

– Жил... дед-столет – неохотно ответил Филин. – То ли в гору ушел, то ли сгинул.

На тропе лежала золотая монетка: десятирублевик царской чеканки.

– На, возьми, у тебя из рюкзака выпала.

Я поднял монету и подал ее проводнику. Тот даже не поблагодарил:

– Идите все вперед, от солнца не сворачивая, так и дойдете до фактории. Ну, прощевайте...

Поправив лямки, Филин споро поковылял вниз в урочище Молебного Камня.

Маша посмотрела на заходящее солнце. Небо полыхало обманчивым жаром, но скорая ночь обещала мороз.

– Арсений, пойдем обратно.

– Зачем?

– Разве не ясно, этот старатель специально запутал нас. Пойдем! – Маша решительно повела меня вниз по склону к зарастающему мхом скиту.

Удерживая теплую Машину руку, я сделал шаг на присыпанную листвою и пихтовой хвоей терраску. Под ногой с грохотом и треском обвалился гнилой настил. Машина рука выскользнула из моей, пытаясь удержать ее, я сверзился в провал. Мой рюкзак зацепился за корень и несколько секунд держал меня над темным проломом, где на дне затихал шум падения. Извернувшись, я выскользнул из лямок и упал в пролом.

Падая в обледенелое жерло горы, похожее на застывший водопад, мы должны были неминуемо разбиться. Но где-то на середине пути ледяная река пошла под уклон и мы, как по ледяной горке достигли дна. Вокруг громоздились ледяные наплывы, веяло мертвенным холодом вечного ледника. Алое закатное солнце дробилось в ледяной линзе, и лед прозрачно алел изнутри. Веревка-ходовик и все мое снаряжение осталось наверху. Через полминуты с легким звоном рядом со мной приземлился альпеншток, но в сердце Уральских пещер, он был почти бесполезен.

Маша уже встала, отряхивая иней и оглядываясь:

– Кажется, мы нашли то, что искали. Видел, как Филин тропу палкой щупал.

– Ну и что?

– Он знал о провале и уводил нас подальше.

– Не похож он на хранителя.

– Видимо, уральская тропа давно позабыта, а когда святыни брошены, в них селятся филины. Как мы войдем в пещеры, если наши фонарики остались там, наверху.

– Говорят, что в юрте Чингисхана ночью было светло, как днем. Ее освещал волшебный камень, горящий как огонь.

Я снял перстень с шеи и надел на руку. Слабое поначалу свечение усилилось и высветило вмерзшие в лед остатки деревянной лестницы, коридор из слоистого камня и вымытое в известняках древнее русло. Мы медленно двигались в глубину скал. Складки горной мантии когда-то рассекла подземная река. Природное русло ветвилось на рукава. Копоть свечей на стенах, процарапанные знаки и слова молитв не давали нам сбиться пути. Галерея пошла на едва заметный подъем. Через несколько часов мы очутились достаточно близко к поверхности. Воздух заметно разрядился, и дышать стало легче.

– Смотри, что это?

Мы склонились над странной находкой. На «полу» лежала почти искуренная «козья ножка» с высыпавшимся самосадом.

– Это же твой блокнот... Филин?

– Он самый, больше некому.

– Значит, он недавно был здесь, похоже, готовил нам теплый прием. Посмотри куда мы вышли! – Стены были грубо обработаны и выровнены. Мы были в рукотворной части пещеры. Кто и когда выложил эти каменные своды?

– Такая работа под силу только большой сплоченной общине, – прошептала Маша. – Посмотри, как выложены потолочные арки.

Гулкая пустота дробилась от наших шагов, казалось, стены подрагивают от скрипа и скрежета под ногами.

Я обвел взглядом ровно выведенный купол и арочный коридор. Тесаные известковые кирпичи были выложены «секретом»: если вынуть хотя бы один – вся каменная крепь обрушится, навсегда похоронив нас.

Позади нас стукнул камень. Из «швов» с шорохом посыпалась каменная крошка, и потолок напрягся и дрогнул.

– Замок! Кто-то вынул замок!

Каменный свод, напружившись, со скрипом и стоном вздрогнул, на глазах набух и осел.

Мы бежали от нагоняющего нас обвала. Эхо множило рев падающих камней, словно сдвигались с мест горные пласты. За грохотом замер звериный вопль, словно в каменные тиски попал крупный зверь.

Камнепад затих, и сразу установилась тишина, подобающая храму. В округлой нише алый луч высветил истлевший сундук. Он рассыпался по полу грудой досок. Под ногами зазвенели монеты. Золотые индийские рупии и персидские таньга вперемешку с рублями царской чеканки были рассыпаны по полу. Сквозь белую пыль светились самоцветы.

– Это сокровища «бегунов». Им нельзя было пользоваться деньгами, другое дело – самоцветные камни, и Филин не только знал об этом сокровище, но даже набил рюкзак самоцветами и золотом.

Алый луч нащупал во тьме пещеры силуэт сидящего человека. В неверном, рассеянном свете фигура выглядела пугающе огромной.

– Хозяин!

Изваяние казалось выточенным из мягкого известняка: Великан в высокой остроконечной шапке сидел, сложив на коленях руки ладонями вверх. Вокруг идола темнели груды истлевших шкурок, должно быть, благоговейное подношение манси. Это был природный сталагмит, лишь слегка подправленный ножом или топориком. В ладонях «хозяина» белела свернутая кольцом береста. Я вынул ее и развернул сухо скрипнувший свиток. Края бересты потемнели и осыпались, и я смог прочесть только середину.

«...В той стране индийской горы зело прекрасны и высоки. Посреди долин и ущелий есть озеро самоцветное. Гуляет по нему огонь, а после того, как сходит с него пламя, является в нем чудный град. Кто заглянет в озеро, может, осенясь честным крестом, ходить с закрытыми глазами по краю пропасти. Пойдешь ты далее тропой Святогоровой. На камнях обок тропы писаны молнии. Индийские брахманы называют их „ваджра“ и чтут знаком от ихнего Перуна. Рахманы эти ликом смуглы, а сердцем добры и широки и к нам русачкам весьма приветны. Отведут они тебя до тайной заставы промеж семи снежных гор. Видом та застава вроде скимена. Держат там путь до самого Беловодья...»

– Кто это «скимен»? – спросила Маша.

– «Скимен» – «лев» по-древнерусски, – пояснил я. – Придется нам искать гималайского льва. Если все пойдет по плану, Никита обещал доставить нас до западного склона Куньлуня, оставив Алтай слева.

Из могучих тёмно-хвойных лесов вздымались красноватые вершины скал. От Ханты-Мансийска до Бийска и дальше через Монгольский Алтай до отрогов Гималаев мы добрались без приключений, если не считать вертолетной слежки до границ России, словно в нашем багаже находилась радиометка. По следам нашего «невидимки», как ищейка рыскал черный вертолет, но едва мы углубились в горы и изменилась высота над уровнем моря, погоня отстала.

Позади остались «текучие пески» Гоби. Никита измерял наш путь циркулем дозаправок, оставляя без внимания пограничные рубежи. «Визой» на транзит через границы Казахстана и Китая был наш невидимый самолет.