Кен Фоллетт - Человек из Санкт-Петербурга

У него перехватило горло.

– Проклятая штука жизнь, Томсон. Проклятая.

– Мне придется допросить ее, – сказал Томсон.

– И мне тоже.

Уолден поднялся. Посмотрел на свою сигару. Та давно погасла. Он отшвырнул ее.

– Пойдемте.

Они вернулись в дом.

В вестибюле Уолден остановил горничную.

– Вы знаете, где сейчас леди Шарлотта?

– Думаю, в своей комнате, милорд. Мне пойти посмотреть?

– Да. Передайте, что я немедленно хочу поговорить с ней в ее комнате.

– Хорош, милорд.

Томсон и Уолден остались ждать в вестибюле. Уолден обвел его взглядом. Мраморный пол, резная лестница, лепной потолок, прекрасные пропорции зала – все потеряло смысл. Мимо них проскользнул лакей с низко опущенной головой. Вошел очередной мотоциклист и направился в Октагон. Появился Причард и взял со столика письма для отправки на почту; вероятно, то же самое он сделал и в тот день, когда Шарлоттой было написано то предательское письмо к Феликсу. С лестницы спустилась горничная.

– Леди Шарлотта готова вас видеть, милорд. Уолден и Томсон двинулись наверх.

Комната Шарлотты с окнами в парк находилась на втором этаже передней части дома. Она была солнечной и светлой, с красивыми драпировками и современной мебелью. «Давно я не заходил сюда», – рассеянно подумал Уолден.

– Какой у тебя грозный вид, папа, – сказала Шарлотта.

– У меня есть на то основания, – ответил Уолден. – Мистер Томсон только что сообщил мне нечто ужасающее.

Шарлотта недоуменно нахмурилась.

– Леди Шарлотта, где Феликс? – в лоб задал вопрос Томсон.

Шарлотта побелела.

– Не имею ни малейшего понятия, разумеется.

– Черт возьми, не притворяйся такой спокойной! – воскликнул Уолден.

– Как смеешь ты ругаться в моем присутствии?

– Прошу прощения...

Тут их перебил Томсон.

– Милорд, предоставьте это мне...

– Хорошо.

Уолден уселся у окна с одной единственной мыслью: «Как же я мог начать извиняться перед ней?» Томсон обратился Шарлотте.

– Леди Шарлотта, я полицейский, и я могу доказать ваше соучастие в заговоре, связанном с покушением на убийство. Ни я, ни ваш отец не хотели бы, чтобы это пошло дальше, и вас бы на многие годы посадили в тюрьму.

Пораженный, Уолден уставился на Томсона. Тюрьма! Да он просто пугает ее. «Но нет, – вдруг понял он с ужасающей ясностью, – он совершенно серьезен, она ведь преступница...»

Томсон тем временем продолжал.

– Если нам удастся предотвратить убийство, мы сможем закрыть газа на ваше соучастие. Но если убийце удастся его план, у меня не останется другого выбора, кроме как отдать вас под суд – и тогда вас обвинят не в соучастии с целью убийства, а в прямом пособничестве убийству. Теоретически вас могут и повесить.

– Нет! – вырвалось у Уолдена.

– Да, – тихо промолвил Томсон.

Уолден закрыл руками лицо.

– Вы должны избавить себя от этих мучений, и не только себя одну, но и ваших родителей. Вы обязаны сделать все возможное, чтобы помочь нам найти Феликса и спасти князя Орлова, – сказал Томсон.

«Мне все это только кажется, – в отчаянии убеждал себя Уолден. Он чувствовал, что вот-вот сойдет с ума. – Они не могут повесить мою дочь. Но если Алекса убьют, Шарлотта окажется одной из его убийц. Но дело ни за что не передадут в суд. Кто сейчас министр внутренних дел? Маккенна. Уолден не был с ним знаком. Но ведь Асквит непременно вмешается с тем, чтобы не допустить суда... или не вмешается?» – Скажите мне, когда вы в последний раз видели Феликса? – задал вопрос Томсон.

Уолден неотрывно смотрел на Шарлотту, дожидаясь ее ответа. Она стояла, вцепившись обеими руками в спинку стула. Костяшки ее пальцев побелели, но лицо оставалось спокойным. Наконец, она заговорила.

– Мне нечего сказать вам.

У Уолдена вырвался громкий вздох. Как она могла сохранять невозмутимость после того, как все обнаружилось? Что творилось у нее в голове? Она производила впечатление совершенно чужого человека.

«Когда же я потерял ее?» – пронеслось в мозгу у Уолдена.

– Вам известно, где сейчас находится Феликс? – спросил ее Томсон.

Она не произнесла ни слова.

– Вы предупредили его о принятых нами мерах безопасности?

Никакой реакции.

– Какое у него оружие?

Ни звука.

– Вы понимаете, что каждый ваш отказ отвечать усугубляет вашу вину?

Тон полицейского изменился, и Уолден сразу заметил это. Взглянув на Томсона, он понял, что тот не в шутку разгневался.

– Я хочу вам кое-что объяснить, – отчеканил Томсон. – Возможно, вы воображаете, что ваш папочка сможет спасти вас от руки правосудия. Возможно, он сам так думает. Но если Орлов погибнет, клянусь, я отдам вас под суд по обвинению в убийстве. Подумайте об этом хорошенько!

С этими словами Томсон вышел из комнаты.

Шарлотта в ужасе смотрела, как он уходит. В присутствии постороннего ей еще как-то удавалось держать себя в руках. Но оставшись наедине с папочкой, она боялась не выдержать и потерять всякое самообладание.

– Я спасу тебя, если это будет в моих силах, – грустно промолвил он.

У Шарлотты перехватило дыхание, она отвернулась. «Лучше бы он злился, – подумала Шарлотта, – с этим мне было бы легче справиться». Он бросил взгляд за окно.

– Понимаешь, я ведь в ответе за тебя, – с болью проговорил он. – Я выбрал твою мать, я стал твоим отцом, и я воспитал тебя. Ты такая, какой я тебя сделал. Я не могу понять, как это могло произойти, просто не могу.

Он вновь взглянул на нее.

– Ты можешь мне объяснить?

– Да, могу, – ответила она.

Ей страстно хотелось убедить его в своей правоте, и ей казалось, что она сможет это сделать, надо только суметь найти нужные слова.

– Я не желаю, чтобы ты втягивал Россию в войну, потому что если твой план удастся, то миллионы русских, совершенно ни в чем не повинных, погибнут на этой бессмысленной войне или останутся инвалидами.

Во взгляде его читалось удивление.

– И в этом все дело? – изумился он. – Из-за этого ты натворила такие страшные вещи? И вот этого добивается Феликс?

«Может быть, он и в самом деле все поймет», – в радостном возбуждении подумала Шарлотта. Она с увлечением продолжила:

– Феликс также стремится совершить в России революцию; возможно, и ты бы это одобрил, и он верит, что она начнется, как только народ там узнает, что Алекс пытался втянуть их в войну.

– Неужели ты думаешь, что я стремлюсь к войне? – с недоверием спросил он. – Неужели ты думаешь, что я вижу в ней смысл?

– Конечно, нет, но при определенных обстоятельствах ты будешь способствовать ее началу.

– Каждый будет способствовать этому в той или иной мере, даже Феликс, которому так нужна революция, уж поверь мне. Но если война разразится, мы должны быть в ней победителями. Разве это дурное стремление?