Роберт Харрис - Помпеи

Амплиат уселся на круглую каменную скамью, стоящую в центре сада, в тени увитой розами перголы. Именно здесь он решал свои самые тайные дела. Здесь можно было разговаривать о чем угодно, не боясь, что тебя кто-нибудь побеспокоит. Никто не мог подойти к этой скамье незамеченным. Амплиат снова открыл ларец и достал оттуда все свитки, потом взглянул на небо — чистое, без единого пятнышка. С расположенной на плоской крыше вольеры для певчих птиц доносился щебет щеглов, любимцев Корелии, а из-за стен уже слышался гомон: город постепенно оживал после долгого полуденного отдыха. Трактиры и таверны наживутся сегодня на зрителях, которые явились поглядеть на жертвоприношение в честь Вулкана.

Salve lucrum!

Lucrum gaudium!

Амплиат услышал шаги посетителя, но даже не поднял взгляд.

— Итак, — сказал он, — похоже, у нас проблема.

Щеглы появились у Корелии вскоре после того, как семейство Амплиата переехало в этот дом; их подарили девочке на десятилетие. Корелия кормила их, ухаживала за ними, когда они болели, наблюдала, как они вылупляются из яиц, растут, сами выводят птенцов и умирают; и теперь, когда ей хотелось побыть одной, она шла именно в вольеру к щеглам. Она занимала половину небольшого балкона, примыкающего к комнате Корелии и выходящего во внутренний сад. Над вольерой был устроен навес для защиты от солнца.

Корелия забилась в тенистый уголок, обхватила колени руками и примостила подбородок на колени. Тут она услышала, что во двор кто-то вошел. Она, не вставая, подвинулась и выглянула из-за невысокого ограждения балкона. На круглой каменной скамье в центре сада сидел ее отец, поставив рядом деревянный ларец, и проглядывал какие-то свитки. Последний он отложил в сторону и посмотрел на небо. Поскольку он при этом повернулся как раз в ее сторону, Корелия быстро спряталась. О ней часто говорили, что она — вылитый отец. И, поскольку Амплиат был красив, Корелия привыкла этим гордиться.

Тут до нее донесся голос отца:

— Итак, похоже, у нас проблема.

Корелия еще в детстве обнаружила, что этот; внутренний двор обладает особым свойством. Казалось, будто его стены и колонны подхватывают голоса и направляют их вверх, так что даже шепот, едва слышимый там, внизу, здесь, на балконе, звучал ясно и отчетливо, словно речи, которые произносят ораторы на площади в день выборов. Конечно же, благодаря этому Корелия еще больше полюбила свое тайное убежище. Правда, большая часть того, что она слышала за время взросления, ничего для нее не значила — какие-то контракты, межи, процентные ставки. Но это было ее собственное окошко, сквозь которое можно было заглянуть в мир взрослых. Корелия никогда и никому — даже брату — не рассказывала о том, что узнавала этим способом. Но лишь несколько месяцев назад она начала разгадывать таинственный язык отцовских дел. И здесь же месяц назад она услышала, как отец заключил с Попидием сделку касательно ее будущего: процент, который будет скинут при оглашении помолвки; долг, который будет погашен после заключения брака; имущество, которое вернется к прежнему владельцу в том случае, если брак окажется бездетным; что унаследует потомок от этого брака при достижении совершеннолетия...

«Моя маленькая Венера, — так называл ее отец — Моя маленькая храбрая Диана».

...премия за девственность, засвидетельствованную хирургом Пумпонием Магонианом; плата, которая будет взыскана в том случае, если брачный контракт не будет подписан в оговоренный срок...

«Я тебе вот что скажу, Попидий, как мужчина мужчине, — шепотом сказал тогда ее отец, — возможность хорошо потрахаться дорого стоит».

«Моя маленькая Венера...»

«Похоже, у нас проблема...»

Чей-то незнакомый хриплый голос отозвался:

— Да, это верно.

— И зовут эту проблему Марк Аттилий, — сказал Амплиат.

Корелия снова подалась вперед, чтобы не упустить ни единого слова.

Африкан не хотел никаких неприятностей. Африкан — честный человек.

Аттилий согнал его вниз по лестнице, не особо прислушиваясь к невнятным протестам хозяина борделя; через каждые несколько шагов он оглядывался, дабы удостовериться, что за ними никто не следует.

— Я нахожусь здесь по делу императора. Мне нужно осмотреть комнату Экзомния. Живо!

При упоминании императора Африкан разразился новой вспышкой причитаний насчет своего доброго имени. Аттилий встряхнул его:

— Мне некогда слушать твой лепет. Отведи меня в его комнату.

— Она заперта.

— Где ключ?

— Внизу.

— Возьми его.

Когда они очутились на улице, Аттилий втолкнул Африкана в полутемную прихожую и стоял у него над душой, пока тот доставал из тайника свой ящичек с деньгами. Блудница в коротком зеленом платье вернулась на свой табурет. Оказалось, что ее зовут Змирина. Во всяком случае, именно так обратился к ней Африкан.

— Змирина, где ключ от комнаты Экзомния?

У хозяина борделя дрожали руки — настолько сильно, что когда он все-таки сумел открыть ящик и достать оттуда ключи, он их тут же уронил; женщине пришлось наклониться и подобрать их. Она выбрала из связки нужный ключ.

— Чего ты так боишься? — поинтересовался Аттилий. — И почему пытался убежать?

— Я не хочу никаких неприятностей, — повторил Африкан. Он взял ключ и прошел через соседнюю дверь в пивную.

Это было дешевое заведение: круглая каменная стойка и вырезанные в ней отверстия для кувшинов с вином. Сесть здесь было негде. Большинство клиентов поглощали выпивку снаружи, рассевшись на мостовой и прислонившись к стене. Аттилий предположил, что именно здесь завсегдатаи лупанария дожидаются своей очереди и сюда же возвращаются, чтобы освежиться и похвастаться своей крутостью. Здесь царил тот же отвратительный запах, что и в самом борделе, и Аттилий подумал, что Экзомний, очевидно, пал очень низко — должно быть, продажность привела его к полному разложению, — раз он докатился до такого.

Африкан был невысоким, подвижным и очень волосатым, словно обезьяна. Возможно, именно этому он и был обязан своим именем — сходству с африканскими обезьянками, которые время от времени показывали на форуме всякие трюки, зарабатывая монетки для своих хозяев. Африкан поспешно проскочил через забегаловку и поднялся по шаткой деревянной лестнице. На верхней площадке он вдруг остановился, склонив голову набок, и уставился на Аттилия.

— А кто ты такой?

— Открывай.

— Здесь ничего не тронуто. Честное слово!

— Не сомневаюсь в его надежности. А теперь открывай!

Сутенер повернулся к двери, держа ключ наготове, — и у него вырвался возглас удивления. Он показал на замок, и Аттилий, подойдя поближе, увидел, что тот сломан. В комнате было темно; ее давно не проветривали, и в спертом воздухе витали запахи несвежего постельного белья, кожи, испортившейся еды. Тонкие полосы яркого света на противоположной стене указывали, где расположены закрытые ставни. Африкан первым вошел в комнату, обо что-то споткнувшись в темноте, и открыл ставни. В комнату хлынул поток света и осветил разбросанную одежду и перевернутую мебель. Африкан принялся ошеломленно озираться по сторонам: