Сергей Переслегин - Вторая Мировая война между Реальностями

Далее Москва действительно была крупнейшим узлом коммуникаций, центром всего Восточного фронта. Это означало, что в любой момент времени через этот город перебрасывались какие-то воинские части. В той критической обстановке, которая сложилась в начале октября 1941 года, все они были направлены на фронт.

Наконец, испортилась погода. Это приковало к земле немецкую авиацию, действующую с фунтовых аэродромов, в то время как советские самолеты продолжали взлетать с бетонных дорожек, которых в Москве и под Москвой было очень много. Обстановка в воздухе для защитников Москвы сразу улучшилась, тем более, что продолжающие действовать эскадрильи Люфтваффе были почти целиком привлечены к добиванию окруженных под Вязьмой и Ржевом группировок.

Жалобы на распутицу стали общим местом в мемуарах немецких военачальников, посвященных битве под Москвой. Гитлеровские генералы с редким единодушием подчеркивают, что именно дожди и слякоть остановили их победное продвижение, и даже не замечают, что, по сути, расписываются в профессиональной безграмотности. А как иначе можно назвать недоучет погодных факторов при планировании и проведении операции? Или руководство вермахта только в середине октября выяснило, что осенью в средней полосе России идут дожди, а зимой выпадает снег и наступают холода?

Во всяком случае, с наступлением дождливой осени немецкие подвижные войска оказались привязаны к немногим дорогам с твердым покрытием. Даже в июне Г. Гот жаловался, что русские фунтовые факты непригодны для колесных машин французского производства. Можно ли удивляться тому, что в разгар осени они стали непреодолимым препятствием и для немецких танков с их узкими гусеницами? А когда ударил мороз, и разбитые дороги покрылись льдом, выяснилось, что сила сцепления траков с поверхностью недостаточна даже для преодоления легкого подъема.

Г. Жуков при всех своих недостатках как человека и военачальника отличался твердым характером и умением делать практические выводы из общетеоретических предпосылок. К середине октября он заключил, что по условиям погоды противник может вести только очаговые действия, которым можно противостоять, выбрасывая на танкоопасные направления небольшие, но стойкие части. А такие части, имеющие опыт боев, привыкшие укрываться в складках местности, способные использовать явное преимущество в подвижности, которое в условиях осенней распутицы Т-34 приобретал над Pz-III и Pz-IV, на четвертом месяце войны уже были.

Г. Гудериан пишет по итогам столкновения 24-го механизированного корпуса с танковой бригадой М. Катукова: «Тяжелые бои оказали свое воздействие на наших офицеров и солдат. И это было не физическое, а душевное потрясение, которого нельзя было не заметить. И то, что наши лучшие офицеры в результате последних боев были так сильно подавлены, было поразительно».

Но основной причиной, остановившей продвижение немцев под Москвой, была не распутица, не героическая оборона советских войск, даже не искусные действия Г. Жукова, минимальными средствами препятствующего «шару свободно катиться по наклонной плоскости», а ошибки, допущенные немецким командованием.

В ряде источников говорится, что после Вязьмы гитлеровским руководством овладела эйфория: генералы сочли, что теперь можно расправиться с Советами «как угодно». В действительности, эксцентрический характер операций во второй половине октября имел ту же причину, что и несогласованность действий армий вермахта в июле. Как уже говорилось, Московская битва – это «Барбаросса» в миниатюре. «Тайфун» был отличным планом первого удара, но вот дальнейшее течение операций просматривалось в нем очень смутно и было предметом обсуждения. Такое обсуждение, как всегда, закончилось компромиссом, соединяющим неприятное с бесполезным и возлагающим на наступающие армии неразрешимые задачи.

Так, Г. Гудериану, выдвинувшемуся восточнее Орла, было приказано ликвидировать окруженные войска Брянского фронта, овладев ударом с востока городом Брянск, одновременно ведя «усиленную разведку» в направлении Волхова, Мценска и Тулы. Браухич, полностью потеряв чувство реального, дополнительно пожелал, чтобы 2-я танковая группа также овладела Курском, а потом продвинулась в сторону Воронежа. А. Гитлер, в свою очередь, послал танковую группу на Рязань. Несколько позднее Ф. Гальдер направит Г. Гудериана на Горький, на что начальник штаба 2-й танковой группы ответит: «Сейчас не май, и мы не во Франции»… [90]

Полевым армиям предписывалось продвигаться на Калугу и Гжатск. Третью танковую группу ориентировали на Калинин, Торжок и Осташков – на соединение с группой армий «Север», которая об этом не знала и продолжала штурмовать Ленинград, держа основные силы на северном фланге. Четвертой танковой группе следовало окружить Москву и в дальнейшем продвигаться на Рыбинск и Ярославль. Группа армий «Центр» развертывала веерообразное наступление в условиях распутицы, и ее ударные соединения быстро теряли пробивную силу. К середине октября наступление потеряло руководящую идею и было обречено на провал.

Но пока еще наступление продолжалось. 11 октября взята Медынь, 12 октября – Калуга. 14 октября 1-я танковая дивизия 41-го м. к. группы Г. Гота ворвалась в Калинин. Но в этот день фон Лееб официально заявил, что 16-я армия не может продвинуться навстречу Г. Готу ввиду труднопроходимой местности, завалов на дорогах и минных полей. В действительности Лееб в эти дни планировал Тихвинскую операцию, и требования руководства ОКХ и фон Бока о прикрытии стыка армейских групп наступлением на Валдай казались ему неуместными.

Теперь фон Боку ничего не оставалось, кроме как прекратить наступление на Торжок, приобретающее характер опасной и бессмысленной авантюры, и вернуть 3-ю танковую группу на Московское направление. Ценой этого решения был разворот 9-й армии фронтом на север. Теперь на нее ложилась задача обороны стыка армейских групп. Это означало, что для наступления на Москву 9-я армия задействована не будет.

Но и 2-я танковая группа потеряла свободу маневра, вынужденная оказывать содействие то 2-й полевой армии (которую «тянуло» к югу – на Курск и Воронеж), то 4-й полевой армии, наступающей на Москву. Занятие Курска (2 ноября) исчерпало возможности войск Вейхса. 2-я армия остановилась и начала готовиться к зимовке.

Фон Бок понимал, что наступление остановилось, причем не в силу сопротивления противника – в середине октября Москву могли защищать 8-10 дивизий, а вследствие нарушения взаимодействия германских войск. Он записывает в своем дневнике: «В общей сложности все это можно оценивать только как ничто. Расчленение боевых порядков группы армий и ужасная погода привели к тому, что мы сидим на месте. А русские выигрывают время для того, чтобы пополнить свои разгромленные дивизии и укрепить оборону, тем более, что под Москвой в их руках масса железных и шоссейных дорог. Это очень скверно!»