Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

По крайней мере, Дефорж точно не сразу выдаст Одинцова и компанию. А значит, есть время, чтобы окончательно разобраться с чёрным зеркалом.

Камни Вейнтрауба и документы, где описана их история, конечно, будут предъявлены мировому сообществу. Это вызовет фурор. Надо спокойно подождать, пока уляжется эйфория. Ни к чему торопиться и во всеуслышание трубить о том, что две древние реликвии, за которые отдала жизнь Жюстина, – не Урим и Туммим. Троице надо сперва доработать собственную версию. А дальше всё же придётся отвечать на вопросы любопытных следователей – про гибель Салтаханова, про взрывы в Кёльне… И тогда чёрное зеркало будет очень кстати. Если троица владеет ключом к расшифровке надписей на скрижалях и знает, как общаться с Ковчегом Завета, следователи станут вести себя в высшей степени деликатно…

Одинцов поделился этими соображениями с Евой и Муниным, стоя в очереди на паспортный контроль в аэропорту «Бен-Гурион».

– Вопрос в том, какие сейчас предъявлять паспорта, – сказал он и предложил ещё побыть туристами из Федерации Сент-Киттс и Невис в сопровождении немецкой подружки. – Это на случай международного розыска. Лучше пока не светиться. В банк тоже лезть не надо. Отель и аренда темплеров никуда не убегут… Конрад Карлович, у тебя и без того денег, как у дурака фантиков. А если вдруг не хватит, я подкину… по-отечески. Потерпишь?

Мунин крепче прижал к себе Клару и ответил:

– Потерплю.

К семи утра компания прикатила на такси в отель «Бейт-Иеремия». Номера для особенных гостей нашлись, но Штольберг, по словам портье, проходил обследование в клинике «Ихилов», – его возвращения ждали только завтра. Директорский кабинет с музеем был закрыт. Выдать троице чёрное зеркало не мог никто, кроме старика.

– Это даже к лучшему, – сказал Одинцов. – Давайте-ка вздремнём с дороги, а думать будем на свежую голову.

Компаньоны провели последние две ночи почти без сна. Отдохнуть действительно не мешало. Спали они крепко, но не слишком долго, и во втором часу дня собрались на любимом месте – у стола под фикусом.

Клара погладила шершавую серую кору на стволах дерева.

– Ста-арое…

– Наш прапрадед посадил, – откликнулся Мунин.

– Что значит – наш?

Мунин сделал жест в сторону Евы и Одинцова.

– Наш. И отель этот наш. И вообще мы родственники.

Клара обвела троицу недоверчивым взглядом, а когда все трое кивнули – мол, так и есть, – сказала со вздохом:

– Я уже ничему не удивляюсь…

На обед компании подали хамúн – ароматное и сытное жаркое из говядины с картошкой и фасолью. За едой о делах не говорили. Когда же на столе появился кофе, Одинцов закурил и деловито потёр руки.

– Ну, что, господа хорошие? Вернёмся к нашим баранам!

Ева начала с того места, на котором её вчера прервали. Лазер излучает волны света; они отражаются – и создают видимую голограмму. Человек излучает мыслеформы – тоже волны, только невидимые, и отражаются они так же, как свет.

– Как может работать чёрное зеркало? Давайте отталкиваться от положений холономной теории, – говорила она. – Не пространство зависит от суммы поведения его частей, а наоборот – каждая часть ведёт себя в зависимости от роли, которая отведена ей в пространстве…

Пространство едино и заодно с прочими волнами содержит абсолютно все возможные мыслеформы, сколько бы их ни было. Каждая мыслеформа индивидуальна и отличается от других так же, как отличается от других человек, который поддерживает эту мыслеформу своей энергией. Мыслеформы не нуждаются в координации с другими волнами: Вселенная скоординирована изначально.

– Кошка Шрёдингера, – сказал Мунин, который всё ещё переживал щелчок по носу, полученный от Вейнтрауба. – Суперпозиция. Одновременное существование всех возможностей. Кошка жива и мертва. Вероятности равные…

Историку не нравились рассуждения насчёт электричества и розетки. Он предложил пример из Ветхого Завета, который приводил Вейнтрауб со ссылкой на Книгу Эзры.

– Евреи хотели узнать, можно ли есть жертвенное мясо, – рассуждал Мунин. – Вариантов много. Можно есть, или нельзя есть, или можно с оговорками… Проблема в том, что вопрос исключительной важности; правильный ответ – только один, а идей по этому поводу – туча. Ведь людей много, и люди разные. Договориться между собой невозможно: кто-то всё равно будет недоволен, кто-то будет сомневаться… Доверить принятие решения даже самым умным – опасно. А вдруг ошибутся? Единственный выход – получить правильный ответ из Вселенной. Она-то находится в равновесии! То есть она гармонична, иначе всё давно рухнуло бы. Значит, пространство найдёт в себе и выдаст абсолютно правильный ответ на любой вопрос. Но для этого нужны Урим и Туммим с Ковчегом Завета…

– Нужен федиверзум, – вдруг сказал Одинцов.

Он уже успел пожалеть о своём недавнем выпаде в адрес Дилана Мэя. Старик вовсе не выжил из ума и говорил очень дельные вещи. Федиверзум устраняет границы для свободного обмена информацией. «Будущее не стелется перед нами, как дорога, – сказал Мэй. – Это наш собственный выбор, и до тех пор, пока мы не нарушаем законы Вселенной, мы формируем то будущее, которое хотим».

– Зеркало не нарушает законы, – согласилась Ева. – Оно по этим законам работает. Оно бесстрастно: хаос человеческих мыслей отражается в нём так же, как абсолют Вселенной…

Мэй говорил, что легче изобрести будущее, чем предсказать его. Мунин понимал это как разницу между владельцем и управляющим, о которой обмолвился во время выступления в Британской библиотеке. За спиной Ивана Грозного стояли предки – длинная вереница Рюриковичей, которые семьсот лет создавали Россию. Поэтому царь Иван считал себя хозяином страны, а выборного короля Стефана Батория – менеджером, которого наняли, чтобы управлять Польшей. Та же история с будущим: хозяин создаёт его сам, а менеджер лишь пытается предугадать, как будут развиваться события. Мэй прав, потому что первый получит именно то, что изобрёл, а второй наверняка ошибётся.

Еве пришли на ум слова Бориса, сказанные в гостях у Вейнтрауба. Бывший муж признался, что после развода ходил к психоаналитику, и тот научил его визуализировать желаемое. «Это работает! – уверял Борис. – Я очень хотел тебя увидеть, тысячу раз представлял себе нашу встречу, и вот – пожалуйста». Борису казалось, что в этой малой части он изобрёл своё будущее…

– Андроги`н, первый совершенный человек у Платона, помните? – говорил Мунин, в азарте навалившись грудью на стол и размахивая руками. – Адам существовал в полной гармонии со Вселенной, потому что сам был абсолютно гармоничен. А когда он разделился, гармония нарушилась.

Одинцову это напомнило про голографическую плёнку, которую можно резать снова и снова: изображение останется целым, но качество будет ухудшаться с каждым новым разрезом.