Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Уже поздно, — сказал он. Не потому, что было поздно и констатация данного факта представляла какую-то важность, а потому, что надо же было с чего-то начать разговор. — Пойдем, я провожу тебя домой.

— Зачем? — спросила Маша больным голосом, поворачиваясь к нему.

Он прекрасно понял смысл вопроса: речь шла не о том, для чего ему ее провожать, а о том, почему сегодня он явился в театр с ордером на арест ее бывшего любовника.

— Маша, послушай… Мне приказали, понимаешь? Там такие интересы оказались замешаны… И маршал Калиновский, и…

Не удержавшись, Маша всхлипнула и быстро вытерла слезы тыльной стороной руки.

— Так я и знала, что эта дрянь не доведет его до добра, — объявила она, и настоящая, тяжелая ненависть к Ирине Седовой прорезалась в ее голосе.

— Маша, — Опалин подошел и присел на край ее стола, — я же знаю, что он невиновен. Ты думаешь, я идиот? Я уже давно все понял. И эти его… вспышки, и дача на отшибе, и то, что его мать живет там, а не в городе… Она ведь сумасшедшая, верно? Не все время, но периодами. И домработница при ней, здоровенная баба, — она ведь не только домработница, но и смотрительница при сумасшедшей. У матери было обострение, Вольский пытался ее утихомирить, и поэтому он пришел в синяках и царапинах в тот день, когда мы искали человека, который на меня напал. Его мать — ненормальная…

— Да не мать, а жена! — закричала Маша, сорвавшись с места. — Это она на даче живет, но ее никому не показывают и никуда не выпускают, потому что… потому что…

Она осеклась. Ее губы задрожали.

— Боже мой! — проговорила она, растирая рукой лоб, и отошла в другой конец кабинета. — Я же обещала никому… никогда…

— Маша, — Опалин постарался вложить в свой голос максимум убедительности, — мне ты все можешь рассказать. Клянусь, все, что ты скажешь, останется между нами.

— Там не о чем рассказывать, — мрачно ответила Маша, исподлобья глядя на него. — Вся его семья погибла в какой-то страшной катастрофе, остались только он и мать. Им тяжело пришлось, они… в общем, кое-как сводили концы с концами. А Ольга была из богатой семьи. Они жили в соседнем доме, занимали целый особняк. Отец — профессор, человек с передовыми взглядами, как тогда говорили… Дядя — наоборот, он писал какие-то реакционные статьи, и когда члены семьи собирались за столом, он вечно спорил с отцом Ольги… А она любила балет. Ну, то есть как любила — мать ее постоянно ходила в театр, знала по именам всех артистов, и Ольга от нее переняла этот интерес. Алексей потому и решил стать танцовщиком, что Ольга любила балет. Он сказал: «Ты увидишь, я стану первым, я буду самым лучшим». Он, понимаешь, был в нее влюблен с детства. Но вот такой, как он есть, он ничем не мог ее заинтересовать. Он был беден, и в детстве — он так говорил — казался замухрышкой. А потом вдруг резко вытянулся и похорошел…

— Он говорил мне, что в балет его завлекли, пообещав научить фехтованию, — буркнул Опалин.

— Нет. Я думаю, в мыслях он уже все решил: он выучится, будет танцевать на сцене, и Ольга в него влюбится. У него не было другого способа ее завоевать, и вот… Учителя считали, что у него нет никаких данных. Только Людвиг Карлович что-то в нем разглядел, стал с ним заниматься… Но уже шла война. А потом случилась революция, затем вторая, и все скатилось в хаос и разруху. Дядю Ольги арестовали, потому что он был против большевиков и не скрывал этого, но профессор пошел по знакомым, добился приема… Может быть, у самого Дзержинского, Алексей не говорил… В общем, дядю Ольги отпустили. Но семья была так напугана, что решила бежать из Москвы.

— Куда бежать? — угрюмо спросил Опалин.

— Я не знаю. Он мне не все рассказал, и то… это получилось случайно. Шел девятнадцатый год. Голод, холод, болезни… — Маша зябко поежилась. — В общем, они уехали, а его даже не известили. Алексей был в отчаянии, он понимал, что никогда уже не увидит Ольгу. Потом ему попалась на глаза какая-то газета Врангеля или прокламация, что ли… Под ней стояла подпись ее дяди. Так Алексей догадался, что их семья в Крыму. А потом Красная армия взяла Крым.

Маша замолчала, глядя в окно.

— Еще до того, как это случилось, отца Ольги арестовала контрразведка белых. Он показался им слишком подозрительным… из-за своих прежних симпатий. Он умер в заключении, но… когда его хоронили, на теле нашли следы пыток. А дядю Ольги повесили красные, потому что он в печати призывал их истреблять. Один ее брат погиб в боях, другой успел каким-то чудом на один из последних пароходов, третий умер от тифа. О самой Ольге никаких вестей не было, но ты же знаешь, Алексей одержимый. Если он что-то задумал… Тогда по стране нельзя было свободно передвигаться, так он выдумал и пробил какую-то гастрольную поездку в освобожденный Крым — как предлог, чтобы искать ее. В конце концов он нашел Ольгу, она жила у каких-то монашек, которые ее подобрали. Ее мать умерла вскоре после мужа, еще при белых. Монашки предупредили Алексея, что Ольга бывает странной, что она временами заговаривается, что она ведет беседы с воображаемыми собеседниками… Но он их не послушал. У него как раз тогда все налаживалось в театре, его хвалили, Бельгард сказал — ты будешь танцевать ведущие партии, ты сможешь. В Крыму Алексей обвенчался с Ольгой и привез ее в Москву. Людвиг Карлович всегда думал, что сумел бы его отговорить, если бы Алексей не скрывал от него свои планы. Но я уверена — нет, не отговорил бы. Никогда.

— И что же было дальше? — спросил Опалин. Хотя ответ он уже знал.

— Дальше? — Маша посмотрела на него долгим, странным взглядом. — Понимаешь, его мечта исполнилась. Он был премьером, он танцевал в лучшем театре, и женщина, которую он любил, была его женой. Все, как он хотел, не правда ли? Только вот Ольге не становилось лучше. По временам она его не узнавала или считала себя маленькой девочкой и требовала, чтобы ее отвели к родителям. В ее бедной голове все смешалось. А потом у нее начались приступы буйства. Однажды она чуть не убила почтальоншу, которая позвонила в дверь. И Алексею пришлось отправить ее на дачу, где за ней присматривают.

— Он скрывал свой брак, потому что дядю его жены расстреляли? — спросил Опалин.

— Нет. Кажется, Бельгард настоял, что Алексею лучше казаться свободным. Но Людвиг Карлович — непростой человек. Ему не нравился этот брак, он боялся, что Ольга во время припадка может просто убить Алексея. Ну и еще Бельгард хотел его защитить, чтобы в театре не судачили о сумасшедшей жене премьера.

— Она может выздороветь? — спросил Опалин.

— Нет. Все врачи в один голос говорят, что болезнь будет только усугубляться. Ей ничем нельзя помочь.

— Тогда почему он…

— Да, в этом и вопрос, — усмехнулась Маша. — Почему он не бросил ее на произвол судьбы — и не бросит, насколько я его знаю. — Она вздохнула, обхватив себя руками. — Другие бы, конечно, бросили и пошли по жизни дальше, не оглядываясь. Еще бы и добавили, что у них не осталось выбора, что они не видят смысла… и так далее. — Она опустила руки, остановилась напротив Ивана и неприятно сощурилась. — Как ты думаешь, почему его любят такие разные женщины — я, Ирина, даже старуха Лерман? За внешность? Внешность — вздор, к ней привыкаешь очень быстро. Потому что он принцев танцует? Десятки, сотни танцуют принцев — и Зигфрида, и кого угодно. Это не повод для того, чтобы…