Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг [Компиляция]

— Вы курите, Иван Григорьевич? Можете курить… — сказал прокурор. — Кстати, как ваше дело? Об аналогичных убийствах?

— Ищем, Павел Николаевич. Считаем, что подозреваемый, с большой вероятностью, шофер.

— Шофер? Плохо. — Яшин нахмурился. — Вы бы среди бывших белогвардейцев поискали. Не может быть, чтобы просто так он выходил на улицу и убивал, кого попало. Тут явный умысел, чтоб людей взбаламутить…

«Да ты совсем дурак, товарищ прокурор». Чтобы не отвечать, Опалин сделал вид, будто ищет папиросы.

— Возьмите мои, — неожиданно предложил собеседник, протягивая ему портсигар.

Добротный, хороший портсигар, но не золотой и даже не серебряный. И верно: скромность в некоторых сферах — залог здоровья.

— Извините, Павел Николаевич… я свои папиросы на работе забыл…

— Я тоже покурю, — объявил прокурор, протянул Опалину спички, а свою папиросу запалил от зажигалки. — Идите, Чекалкин, вы мне больше не нужны.

Под внимательным взглядом товарища Сталина подхалим прошел к выходу, но в дверях столкнулся с вернувшимся майором и неизвестным Опалину бледным человеком в штатском костюме, сидящем на нем так плохо, что сомнений не оставалось — раньше человек носил исключительно форму.

— Здравствуйте, товарищ Брагин, — со зловещей многозначительностью промолвил прокурор. Дымок от его папиросы образовал в воздухе затейливую петлю. — Вот, это товарищ Опалин, можете знакомиться. Он жаждет услышать вашу историю, — добавил Яшин, хотя Опалин ничего не мог жаждать по той простой причине, что видел бледного типа первый раз в жизни.

— Я ни в чем не виноват, — пробормотал Брагин, пряча глаза. В отличие от Опалина, сесть ему не предложили, и майор маячил за его спиной — словно на случай, если Брагин вздумает выкинуть какой-нибудь фокус.

— Не виноваты? — взвился Яшин. Лицо у него стало как у одержимого злого волшебника. — Это вы на суде будете рассказывать. А теперь вот товарищ Опалин очень ждет ваших объяснений. Он, между прочим, ловил преступника, сил своих не жалел…

— Простите, — вмешался Опалин, — а о ком вообще речь?

— Имя Клима Храповицкого вам что-нибудь говорит? — вопросом на вопрос ответил прокурор, и по его интонации Иван понял, что Яшину не понравилось его вмешательство.

— Еще как говорит. Я брал его банду.

— Вот-вот. Недавно состоялся суд, и Храповицкий, учитывая тяжесть его преступлений, был приговорен к высшей мере социальной защиты — расстрелу. Только вот его не расстреляли, — добавил прокурор с раздражением, сминая окурок в пепельнице с такой яростью, словно тот был личным его врагом.

Брагин упорно молчал и глядел в пол.

— Подождите, Павел Николаевич, — попросил Опалин. — Так Храповицкий бежал из тюрьмы?

— Из-под расстрела он бежал, — с еще большим раздражением ответил Яшин. — Да, представьте себе! Это вот, — он ткнул острым сухим пальцем в сторону Брагина, — начальник расстрельной команды. А у него приговоренные бегают! Как кролики!

— Сбежал только один Храповицкий. — Брагин неожиданно обиделся. — Я ему вслед стрелял и почти уверен, что попал…

— Почти уверены! Расстрелять его надо было, а не вслед палить! Сбежал он, мерзавец, — прокурор злобно скривил рот, — а мы теперь все… и по головке не погладят! — сбивчиво выкрикнул он. — Позорище… Меня уже наверх таскали для объяснений, как такое могло случиться, хотя я ни сном ни духом… — Яшин повернулся к Опалину. — Я только вас прошу, Иван Григорьич… я понимаю, такое в тайне остаться не может, но — хорошо бы, чтобы о случившемся знало как можно меньше народу. Вас по зрелом размышлении я решил посвятить в дело…

— Вы хотите, чтобы я снова его поймал? — спросил Опалин.

— Ну, ловить-то его все равно придется, но дело не только в этом. У него на вас зуб — постоянно грозился прикончить убийцу брата, то есть вас. И на все ради этого был готов пойти. Пока был в тюрьме, болтовня эта никакого значения не имела, но сейчас он на свободе, то ли раненый, то ли нет… — прокурор свирепо покосился на Брагина, — и я решил, вы должны знать, он ведь может за вами явиться. Оружие у вас есть?

— Да, — кивнул Опалин, не уточняя, что несколько минут назад он собирался применить его против своих спутников.

— Ну, в общем, будьте осторожны. Вы — ценный кадр, не хотелось бы вас лишиться. Кадры, как говорится, решают всё… гхм… — Прокурор поглядел на часы. — Однако время летит… Пора расходиться, пожалуй. Да, Иван Григорьевич: если вам понадобятся дополнительные люди, чтобы поймать Храповицкого, а Николай Леонтьевич помочь не сможет, звоните мне. Я помогу.

Это было завуалированным предложением предательства непосредственного начальства — но Опалин и виду не подал, что раскусил маневр собеседника.

— Да, Павел Николаевич, — проговорил он. — Конечно, я буду иметь в виду.

Он попрощался с прокурором, кивнул на прощание толстому майору и совершенно раздавленному Брагину и вышел, стараясь идти не слишком поспешно. Однако стоило сделать десяток шагов по коридору, как он лицом к лицу столкнулся с Александром Соколовым.

— Как съездил? — спросил следователь спокойно. — Небось поджилки задрожали, когда машину увидел? Задрожали, а?

И засмеялся недобрым смехом.

— А чего мне волноваться? Есть кому передачи носить, — ответил Опалин, грамматически не слишком правильно, но по смыслу — более чем прозрачно.

Смеяться бывший приятель тут же перестал, и Иван, благодаря душевному напряжению, в котором находился в тот момент, понял: Соколов примеряет его слова к себе, и ему-то, видимо, никто передачи носить не станет…

— Ты, Ваня, сам виноват, — почти добродушно сказал следователь. — Не лез бы на рожон, я бы тебя предупредил насчет Храповицкого по-дружески и без поездок в черной машине. А так…

— При чем тут рожон — ты Фриновского под расстрел подвел, — выпалил Опалин. — И я же знаю, за что: он к жене твоей подкатывал…

Жена у Соколова была не то чтобы красавица, но мало кого из мужчин оставляла равнодушным.

— Да к моей жене куча народу подкатывала, — хмыкнул Соколов. — Кроме тебя, конечно. А Фриновскому расстрел вышел за превышение полномочий. Тебе-то хорошо, ты бандитов ловишь, а мне приходилось людей к себе вызывать, которых он засадил, и о торжестве справедливости говорить, мол, дело пересмотрено и они могут жить дальше на свободе. Но это только те, кто в живых остался, а ведь таких, кого давно закопали, гораздо больше. Скажешь, я сволочь? Или, может быть, надо было за перегибы по головке его погладить и отпустить?

Опять это «погладить по головке». Черт возьми, да что же за язык у них такой…

— Я вижу, Саша, тебя повысили, — сказал Опалин, глядя на петлицы бывшего приятеля. — Далеко пойдешь… наверное. Но поздравлять тебя не буду, и говорить, что рад, — тоже.