Валерия Вербинина - Гейша и новичок

Бруно Келлер кашлянул и засунул большие пальцы рук за пояс. Он не любил признавать свои ошибки, но в данном случае надо было смотреть фактам в глаза — сегодня он сплоховал и задержал не того.

— Ну что? — спросил он у Вани, глазами указывая на задержанного. Мол, не томи, раз человек ни при чем, можно его отпустить.

— Да, — вздохнул Опалин. — Оформляй задержание и в камеру его.

Тихон Савельев позеленел.

— Товарищ, за что же…

— Никакой он не наборщик, — твердо сказал Иван, по-прежнему обращаясь к Бруно. — Бандит он обыкновенный. Правильно ты его задержал…

И тут с интеллигентного вида наборщиком и знатоком шрифтов приключилось нечто чрезвычайно странное. Словно маска сползла с его лица, и из-под нее выглянул совершенно другой человек. По-волчьи задралась верхняя губа с куцыми усишками, и сверкнули из-под нее волчьи же острые зубы.

— Ах ты, сучонок… — полным ненависти шепотом просипел он.

И в следующее мгновение, выхватив заточку, кинулся на Опалина с явным намерением убить его на месте. Но, по счастью, неподалеку находились двое опытных агентов угрозыска. Не без труда они скрутили лже-наборщика и повалили его лицом на пол, причем Бруно Келлер, выворачивая бандиту руку с оружием, ухитрился сломать ее — как потом выяснилось, аж в двух местах.

Через некоторое время бандита, называвшего себя Тихоном Савельевым, увели, а Петрович, убедившись, что челюсть, по которой противник разок попал, цела, отправился к Филимонову, где и рассказал все, чему стал свидетелем.

— Товарищ Келлер обыскивал задержанного?

— Он уверяет, что обыскивал, Терентий Иванович.

— Как же он проворонил оружие?

— Не знаю, Терентий Иванович.

Помолчали.

— Агенту Келлеру устный выговор без занесения в дело, — сказал наконец Филимонов. — Внимательнее надо быть. За наборщиком этим, надо полагать, не одно ночное ограбление числится? И, скорее всего, не одно убийство.

— Мы тоже так думаем. — Петрович потрогал челюсть и поморщился. — Тертый калач, по всему видно. И хладнокровный! Про шрифты рассказывал, заливался, как птица… Думаю, в прошлом он действительно наборщиком был. Слишком уж хорошо он знает, что да как…

— А Опалин?

— Что?

— Как Опалин понял, что он не тот, за кого себя выдает? Если уж и вы, и даже Келлер почти поверили…

Агент замялся.

— Я не знаю… Честно говоря, я не спрашивал.

— Скажите, чтобы он зашел ко мне.

Логинов отправился в кабинет, где Ваня улегся на скамью и, сунув под голову стопку старых дел, собирался вновь уснуть. Однако, услышав, что его хочет видеть Филимонов, он тут же поднялся и пошел вслед за агентом, на ходу машинально приглаживая волосы.

— Поздравляю вас, Иван Григорьевич, с первым успешным расследованием, — сказал Филимонов серьезно. Он называл всех на вы и по имени-отчеству, что сбивало Опалина с толку, потому что в своем прежнем кругу он привык к куда более простому обращению. — Ну что ж, расскажите нам, как вы поняли, что этот человек — вовсе не наборщик.

— Да что тут понимать, — пробурчал Ваня, насупившись.

— Он где-то ошибся? — не утерпел Петрович. — Или наврал про шрифты, думая, что мы все равно ничего не понимаем? Помню, ты какую-то вывеску упоминал трактирную…

— А? Нет, не в вывеске дело. Я вообще не особо слушал, что он там несет. Ясно же было, что он врет.

— Почему?

— Да потому, — ответил Ваня сердито. — Он говорил, что он наборщик, а ты видел, какие у него руки?

— Видел. Обыкновенные.

— То-то и оно. Обычные чистые руки. Не бывает таких рук у наборщиков, ясно? В типографии работа тяжелая, свинец, пыль летит. И краска в кожу въедается, не отмоешь ее. У нас когда-то соседи были, которые в типографии работали, поэтому я кое-что об этом знаю. И я сразу понял, что он никакой не наборщик. А еще он сказал о себе, что он честный труженик. Тот, кто действительно честно трудится, о себе так не скажет. Он очень ловко выкручивался и почти все продумал, но…

Опалин умолк. Терентий Иванович, не перебивая, внимательно смотрел на него.

— Вы у нас на испытательном сроке, верно? — спросил Филимонов.

— Ну… Вроде как.

— Хорошо. Я думаю, как только образуется вакансия, мы вас зачислим. На постоянной основе. Дома почему не ночуете?

Ваня побагровел, шрам на его виске дернулся. Логинову стало его жаль.

— Я… У меня нет дома.

— Но отец у вас есть? Я же видел вашу анкету. Живет где-то на Плющихе, если мне не изменяет память.

— У него другая семья, — сказал Опалин, сделав над собой усилие. — Я не могу там жить.

— Почему?

— Потому, — внезапно решившись, злобно отчеканил юноша, — что если я окажусь рядом с мачехой, я не выдержу и зарежу ее. И вы же меня за это арестуете. Ясно? И не надо мне доказывать, что я могу с ней ужиться. Я с кем угодно могу ужиться, но только не с этой… тварью.

Филимонов посмотрел на его напряженное и несчастное лицо и понял, что не стоит дальше развивать эту тему.

— А других родственников у вас в Москве нет?

— У меня никого нет.

Терентий Иванович был умным человеком, считался хорошим начальником и обладал самыми разнообразными знакомствами во многих слоях общества, но даже он признавал, что раздобыть комнату — и вообще какое-либо жилье в Москве — невероятно сложно, а для такого безденежного юноши, как Ваня Опалин, и вовсе невозможно. Филимонову было неприятно сознавать это, и он, протянув руку, погасил лампу. Абажур потух.

— Что ж, зачислим вас на службу в угрозыск, а потом посмотрим, что удастся сделать, — сказал начальник. — Но, само собой, вам придется много работать. Вы к этому готовы?

— Ну… да, — протянул Ваня, пожав плечами.

— Хорошо. Можете идти.

У двери, однако, Опалин замешкался.

— А оружие мне дадут? — спросил он с надеждой.

— Пока — нет. — И Филимонов пояснил: — Право носить оружие в угрозыске еще надо заслужить. Вы не воевали, не служили в армии, вам придется учиться обращаться с оружием с нуля. Но вы не волнуйтесь, Иван Григорьевич: всему свое время.

— Я и не волнуюсь, — буркнул Опалин, когда они с Логиновым были уже в коридоре. — Просто без оружия как-то… Этот вон сегодня меня убить хотел — я даже испугаться не успел. А ведь он чуть-чуть меня не достал, и то лишь потому, что вы с Келлером оказались рядом.

— А ты в другой раз не зевай, — посоветовал Петрович. — Уголовный розыск — это тебе не ворон считать. Тут одна ошибка, и ты покойник. Ты бандита вывел на чистую воду и думал, что он тебе спасибо скажет? Да ничего подобного.

— Ладно, ладно, я все понял, — проворчал Ваня.

Он вернулся в кабинет, лег, завернулся в шинель, закрыл глаза и почти сразу же заснул. Утром его разбудили явившиеся на работу товарищи, от которых он узнал, что недалеко от места преступления удалось найти сумочку жертвы. Внутри обнаружили ключи, помаду, профсоюзный билет, несколько мелочей и кошелек, в котором были 15 рублей 47 копеек, а на металлической оправе сумочки — отпечатки задержанного.