Сигизмунд Миронин - Последнее дело Лаврентия Берии

— Послушай, Николай, нельзя так сразу. Можно и все проекты похоронить.

Лаврентий Павлович долго слушал препирания сторон, посматривая в окно кабинета. Наконец он не выдержал и сказал: «Николаша, а ведь ты не сможешь быть настоящим лидером, кишка тонка». Булганин сразу как-то съежился, но потом, когда Берия заикнулся о том, что нельзя такие серьезные вопросы решать единолично, тем более товарищ Сталин был бы против. Булганин резко оборвал Лаврентия. В ответ на замечания товарищей по Президиуму и на реплику Берии Булганин заявил очень резко: «Я сейчас без вас все могу решать. Пока Хозяин болен, я все решаю, я хозяин».

Берия откашлялся и задал Булганину несколько вопросов: Это по твоему указанию Игнатьев привел в боевую готовность особое спецподразделение МГБ «Бюро № 2»? Зачем ты дал указание уволить всех евреев из Государственного оптического института в Ленинграде? ГОИ выполнял важные задания для атомного проекта. Зачем гробить атомный проект, детище вождя? Они делают оптические прицелы. Ты сорвешь перевооружение истребителей. Поэтому я предлагаю в ближайшее время выдвинуть на пост председателя Совета Министров товарища Маленкова.

Когда Берия предложил уже сейчас, хотя Хозяин и живой, выбрать Маленкова, так как, даже если Сталин выздоровеет, снова стать настоящим лидером он уже не сможет, Булганин, повысил голос: «Нельзя при живом вожде назначать премьера!»

В ответ на реплику Булганина, сославшегося на выступление Хрущева, Берия не пошевелился и не изменил прямого направления взгляда. Наоборот, он продолжал смотреть прямо в глаза Николаю, но его лицо приняло сосредоточенную неподвижность мертвого, выражение это не изменилось по ходу всего разговора, несмотря на выкрики Булганина. Маленков поддержал Берию, сказав, что Булганин не потянет работу премьера. Надо возвращать Молотова в вожди. Да! Хозяин критиковал Молотова и Микояна. Но они известные вожди, которых любит народ. «Вспомните, как им хлопали стоя на XIX съезде», — подчеркнуто громко сказал Берия. Берия сказал, что именно Булганин спровоцировал Кима и ввязал СССР в Корейскую войну. Если мы выберем его, то это будет означать продолжение курса на военную конфронтацию.

Молотов поддержал Берию, как тяжеловес, наиболее авторитетный среди народа. Раскол вел бы к поражению одной из группировок и их расстрелам. Каганович тоже был очень известен, и он принял сторону Берии. Молотов отказался из-за неумения быть лидером, а Берия предложил Маленкова. «А почему бы все-таки не поставить тебя?» — спросил Молотов. «Но я грузин, точнее мегрел, не поймут люди, когда русской страной более 30 лет будут руководить грузины. Нельзя, чтобы правили одни грузины».

Пока Молотов, Берия и Булганин кричали друг на друга, Маленков сидел молча с отрешенным видом сосредоточенно глядя на остро заточенный карандаш и на листок бумаги, лежащие перед ним на столе. Наконец он произнес: «Да хватит вам. Давайте голосовать». Большинство поддержало Молотова и Берию. Еще утром Берия позвонил Сабурову и Первухину по телефону и попросил прибыть на Ближнюю дачу после обеда. Их голоса сделали победу Берии более убедительной. Против голосовал только Булганин. Хрущев воздержался. Ворошилов настоял на том, чтобы его сделали председателем Президиума Верховного Совета вместо Шверника, которого народ мало знал. Каганович потребовал сделать его первым замом Маленкова.

Затем Маленков сел за стол и стал писать в своей обычной цветистой манере. «Зачем столько слов?» — подумал Берия, пока Маленков вслух формулировал пункты решения и записывал их в протокол. Главными были следующие пункты: 1. Созвать 5 марта в 8 часов вечера совместное заседание Президиума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР. 2. Поручить тт. Маленкову Г.М., Берия Л.П., Хрущеву Н.С. принять меры к тому, чтобы документы и бумаги товарища Сталина, как действующие, так и архивные, были приведены в должный порядок.

Всем членам ЦК и другим руководителям партии и советских органов был послан вызов, в котором было приказано срочно прибыть в Москву для обсуждения положения в связи с тяжелой болезнью главы государства. В области был направлен текст приглашения: «ЦК КПСС. Сообщаем, что 4 марта в г. Москве состоится Пленум ЦК КПСС. Предлагается Вам обязательно прибыть для участия в нем. Председатель Совместного заседания Пленума ЦК КПСС, СМ и Президиума ВС СССР Н. Хрущев». Первухин и Сабуров все еще решали вопросы, связанные с созданием литиевой бомбы в Арзамасе-17 и за Уралом. Они были вызваны и прилетели поздно вечером 2 марта.

Перед отъездом с Ближней дачи Берия остановился и стал ждать Маленкова, который жил на Грановского. Тот с кислой физиономией хотел пройти мимо, но Лаврентий его окликнул:

— Георгий, ты домой?

Георгий нехотя подошел и промямлил:

— Зря ты меня выдвинул. Нужно было ставить тебя.

— Ну не могу я. Грузин, понимаешь. Второй грузин. Народ не поймет. Ты не боись, — намеренно искажая русский язык, напористо почти прокричал Берия. — Поможем. Не в свою лужу не садись.

— Да скинут они нас. Вот увидишь, скинут.

— Ну, это мы еще посмотрим-поглядим. Одна голова хорошо, а с туловищем лучше.

— О чем это ты? — не понял Маленков.

— Мне сегодня сообщили, что в Государственном оптическом институте уволили сотрудников-евреев, — ответил Берия. — Но других ученых, способных создать микроскопы и атомную бомбу, у меня для вас нет, — сказал Берия.

В Атомном комитете, куда потом заехал Берия, ему сообщили: «Товарищ маршал, поздно вечером пришло сообщение, что 2 марта корейский вопрос обсуждался на сессии ООН. Вышинский выступил на Генеральной Ассамблее ООН про Корею».

3 марта, 23 часа 5 минут. Москва, улица Качалова

Берия отдыхал в своем кабинете в доме на улице Качалова. Стены в нем до половины высоты обиты дубовыми панелями. Высокая дверь из ценных пород дерева. Высокий потолок, отделанный орнаментом из дерева. Люстра с коваными украшениями. В стену, противоположную окну, был вделан старинный камин. Он был отделан дорогими камнями. Прочитав вечерний выпуск «Правды», Берия обратил внимание, что в передовой статье «Важнейшее условие подъема пропаганды» нет ни слова о «буржуазных националистах», «врагах народа», «шпионах» и «убийцах»! «Так, — подумал Лаврентий Павлович, — быстро сработали, вроде с антисемитизмом справились».

3 марта, 23 часов 45 минут. Восточный Берлин

Узнав о скорой смерти Сталина, Ульбрихт стал чувствовать себя вольготнее и интенсифицировал свою работу по дестабилизации общества в ГДР, дав ряд ценных указаний своим подручным. Потом в комнате ЦК СЕПГ собрались Ульбрихт и другие лидеры. Это не было формальное заседание Политбюро. В Берлин дошла информация о том, что Сталин слег от кровоизлияния в мозг. Всем стало ясно, что Сталин не выздоровеет, а если и выздоровеет, то будет не способен выполнять свою работу. Ульбрихт выразил сожаление о болезни Сталина, который относился к Ульбрихту нормально. «Похоже, к власти пришел Булганин. Он нам помогать не будет». Радость на лицах сменилась напряженным ожиданием. «Но это лучше, чем Берия, который к нам плохо относится» (Берия хотел сменить лидеров ГДР). Потом Ульбрихт (когда-то в Испании он был завербован ЦРУ) долго сидел на диване и размышлял: «Следует защищать свой культ личности, чтобы потом Берия не скинул тебя с вершины, никаких объединений. После объединения я буду никем и звать меня будет никак. И как бы выскользнуть из лап америкосов».