Сигизмунд Миронин - Последнее дело Лаврентия Берии

В 1948 году начали говорить и генералы-трофейщики, но Булганин добился их быстрого осуждения, кого-то выслали в лагеря или быстро привели в исполнение расстрельные приговоры, хотя я им обещал, что если они покажут на Жукова, то приговор будет смягчен. Жукова опять спас Булганин. Вы помните то постановление Политбюро по Жукову? — Ну, конечно, Лаврентий помнил это странное постановление и покаянное письмо Жукова на имя Жданова. — Булганин поехал в Одессу, все Жукову объяснил и немедленно своим авторитетом министра Вооруженных Сил отправил его на Урал, подальше от моих следователей.

Жуков покаялся и сказал, что делал это по неведению. Тогда Сталин решил дело спустить на тормозах — Жукова сняли с поста главнокомандующего Сухопутными войсками и отправили в Одессу командовать округом. Дело засекретили, по нему посадили больше 70 человек, но на организаторов не вышли.

— Почему вы не стали раскручивать трофейное дело Жукова?

— Я начал после снятия вашего любимца Меркулова.

— У меня нет любимцев! — резко осадил Абакумова Лаврентий.

— Но Сталин, — как ни в чем не бывало продолжал Абакумов, — придержал меня и отослал Жукова в Одессу. В 1948 году я накопал новые материалы и провел негласный обыск на даче Жукова. Помните то заседание ПБ? — Берия вспомнил. — Было покаянное письмо Жукова Жданову. Именно Жданов начал раскрутку трофейного дела. Он сидел в Питере в бункере и все отдал на откуп Кузнецову. Именем Жданова прикрывались темные делишки, и я сообщил Жданову об этом. Жданов хотел сам начать расследование. Но Булганин организовал отсылку Жданова на Валдай, организовав травлю Лысенко. Там его убили. Я подловил Кузнецова с помощью Тимашук. Я понял, что Жданова убили, когда узнал, что его вскрывали в ванной…

Берия был против раскручивания дела Жукова, но после его увольнения с поста министра внутренних дел и последующей замены Меркулова на Абкумова последний начал копать и раскопал информацию о том, что в верхах действует банда по собиранию трофейных ценностей и других раритетов, и в числе этой банды он вышел на Жукова.

Абакумов сообщил, что в апреле 1946 года он передал Сталину материалы, по которым были арестованы нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин, командующий ВВС А.А. Новиков. Считается, что это так называемое дело авиаторов было начато после того, как сын Сталина Василий пожаловался отцу, что американские самолеты лучше советских. К расстрелу был приговорен маршал авиации Худяков, к различным срокам тюремного заключения — главный маршал авиации Новиков и нарком авиапромышленности Шахурин. Вслед за ними по этапу пошли руководители Военно-морского флота, в том числе адмиралы Алафузов, Степанов и Галлер.

Слушая Абакумова, Берия вспомнил свои мысли на том злополучном заседании. Тогда именно Молотов особо настаивал на расстреле Абакумова, как исполнителя ареста своей жены. В конце концов Берия поддался на выкрики Маленкова о том, что Абакумов посмел следить за членами ПБ, и проголосовал за арест Абакумова. Но ведь он почему-то с согласия Шкирятова и, скорее всего, Хозяина следил и за женой Молотова.

Самое интересное, что Абакумов страдал бонапартизмом и стал копать под членов ПБ, что запрещено. Он вспомнил, как увольняли Абакумова, который достал всех своей игрой по собиранию компромата на всех и вся. После ареста Абакумова на допросе полковник Зарубин показал следующее: «Как-то вызвал меня Абакумов и поинтересовался, нет ли чего интересного по Молотову. Вести оперативную работу против членов ПБ мы не имели права, но приказ министра есть приказ».

Абакумов говорил и говорил:

— Одной из причин моего назначения на пост министра госбезопасности было желание товарища Сталина разобраться с тем, почему так плохо воевала Красная армия в июне 1941 года. Сначала он удалил вас из НКВД, а потом Меркулова. Он ведь и вас подозревал.

— Я сам ушел, — прервал Абакумова Берия, — из-за того, что по настоянию Жукова вместо Вышинского обвинителем на Нюрнбергском процессе сделали это ничтожество Руденко.

Абакумов между тем продолжал:

— Затем я стал раскапывать тему предательства генералов 22 июня 1941 года. Когда я без особой огласки начал расследовать это дело, то оказалось, что в предательстве был замешан не только командующий Западным фронтом Павлов, потом расстрелянный, но и Мерецков. (Вы же сами расследовали дело Мерецкова, а руководил ими Хрущев.) Однако когда вождь узнал о результатах расследования, он заставил меня не акцентировать на этом внимания, так как тогда виноватым оказывался и он, пошедший на поводу этих вояк.

Берия навечно отчеканил в памяти эти дни, когда он своим вмешательством спас Сталина от убийства и страну от полного разгрома. Уже 12 июня Сталину была известна точная дата нападения Гитлера. Казалось бы, самый правильный путь — упредить агрессора, но Сталин считал, что в таком случае СССР будет объявлен агрессором и США не будут ему помогать. Разгромить Германию за несколько недель представлялось маловероятным. Вождь ожидал довольно длительной схватки. В таком случае наши новейшие самолеты, летавшие на высокооктановом бензине, оказались бы ненужными, так как мощности по производству такого бензина в СССР были крайне ограниченными. Уже 18 июня в войска ушел приказ — вскрыть красные пакеты в случае перехода границы немецкими войсками, а самолеты-нарушители сбивать. Но все пошло наперекосяк. Берия вспомнил, как 19 июня 1941 года, как раз перед нападением немцев, Сталин серьезно заболел, у него обнаружились симптомы холеры. 19 июня Сталин не явился в Кремль, а Власик, охранявший Ближнюю дачу, сообщил, что у Хозяина страшный понос.

Берия тогда предложил сделать так, чтобы никто, кроме самого узкого круга лиц, не знал о внезапной болезни Сталина, и немедленно заменить Хозяина двойником, так как «крот» может быть и в охране Кремля, и в наркомате обороны, и в Генштабе, и на даче. «Пусть все думают, — убеждал всех Берия, — что Хозяин приезжает Кремль. Мы будем посылать машину на дачу, и кто-то, в одежде Хозяина и внешне похожий на товарища Сталина, будет приезжать в Кремль. Сотрудников же всех дачи еще раз тщательно проверить. Нужно найти проверенного человека одинакового роста с товарищем Сталиным и с похожей фигурой и волосами. Усы мы сами наклеим, дадим ему сталинскую одежду, и пусть ездит на сталинской машине в Кремль. С дачи следует никого не выпускать и никого, кроме нас, не впускать. Продукты передавать через ворота, не заезжая внутрь и под контролем сотрудников НКВД». Все было засекречено. Как обычно, две машины выезжали с Ближней дачи и везли человека, похожего на Сталина, затем, когда машины въезжали во внутренний двор, этот человек поднимался по черной лестнице в кремлевский кабинет Сталина, а все секретари, кроме Поскрёбышева, оставались в неведении относительно болезни вождя. Они должны были, как обычно, регистрировать посетителей кабинета, и если среди них есть «крот», то он не мог знать, что происходит в кабинете. Вначале все шло как обычно, и 20-го числа основной поток посетителей был в самом конце дня, но потом было решено изменить этот крайне неудобный войскам график, и работу сместили в дневное время.