Виктория Руссо - Мурка. Королева преступного мира

— Ваша политика — насилие. Нечестно говорить, что вы думаете о людях и о благополучии страны, — произнесла негромко Мэри, устав от этого разговора.

— О насилии говорит вор? Я поездил по стране и видел много бандитов, которые, к сожалению, понимают только тот язык, на котором говорят сами. Я обещаю, что благодаря репрессивным мерам, ЧК обуздает волну бандитизма.

— Пожалуйста, оставьте ваши торжественные речи. Ваша проклятая революция сломала все устои: и государственные, и нравственные, и религиозные — все это создавалось веками. Теперь у нас в руках лишь пепел. Подует ветер и не останется ничего! Только грязь на ладонях.

— Этот спор бесполезен. Мы по разную сторону баррикад, Мэри.

К столику подошел Борис, держа во вспотевшей от волнения руке записку. Он вдруг замер, узнав в прославленной женщине-легенде своего приятеля Сережку. Не зная, как себя вести, буфетчик сунул ей в руку бумажку и поспешил удалиться без лишних слов, перебирая в памяти встречи с сорванцом, которого в последний раз осмелился обмануть.

Мэри развернула маленький листочек, на котором были выведены лишь четыре буквы: «СУКА». В блатном мире этим обидным словом называли изменников воровскому делу, по отношению к ее персоне обвинение было совсем неуместно. Ее обуял приступ бешенства, Мэри повернулась в сторону буфетчика. Поймав недобрый взгляд, Борис готов был упасть в обморок, он с отчаяньем замахал в сторону выхода, из чего Мэри сделала вывод, что провокатор ожидает на улице.

— Мне нужно отлучиться, — сказала она чекисту, понизив голос.

— Вы же понимаете, Мэри, что я не могу вас отпустить!

— Я обещаю, что не сбегу!

Она чувствовала, что не вернется в «Москву», торопясь на свет маленькой лампадки, в которой трепыхался огонек смерти.

Фомка ждал рядом с крыльцом Варфаламеева. Он вытащил нож, чтобы привести в исполнение свой приговор, отомстив за предательство. Вместо чекиста появилась взбешенная Мэри, она ожидала увидеть ожившую Соньку и была готова растерзать ее, за причиненную боль и оскорбление.

При виде Мэри, молодого человека затрясло. Он попытался объяснить ей по поводу произошедшего в усадьбе и просветить, что за подлец сидит с ней за столом в ресторане. Мэри ничего не отвечала. Вдруг она сделала резкое движение к нему и вздрогнула, уставившись прямо в глаза. Он не сразу сообразил, что произошло: отчаявшаяся женщина бросилась на острый клинок, застывший в его руке, который предназначался другому человеку. Испугавшись, Фомка одернул руку и отошел в сторону. Из ее груди торчала рукоятка ножа. Мэри улыбнулась и пошла прочь от ресторана.

— Мы наш, мы новый мир построим… кто был никем, тот стал ничем, — тихо напевала женщина, чувствуя, как силы покидают ее. Она брела по улице, вместе с ветром, который будто подгонял ее на встречу с любимым Сережей. Она медленно брела в сторону заката, придерживаясь рукой за рядом стоящее здание, и оставляя за собой длинный кровавый след. Вскоре силы совсем иссякли, и она рухнула на колени, ничего не видя вокруг. Теплая рука коснулась ее лица.

— Моя любимая Мурка, — прошептал мужской голос, — ты устала!

— Забери меня с собой, — выжимала она слова, боясь умереть раньше, чем он согласиться. — Я так хочу, чтобы ты был всегда рядом… Сережа…

Она почувствовала резкий удар кулака в лицо и упала навзничь, уставившись в небо.

— Ты опять все испортила, — немного капризно произнес нетрезвый Фомка, на его глазах были слезы горечи и обиды. — Я мог бы сделать тебя счастливой.

— Что смешного? — настороженно спросил ее верный паж.

— Бедный мой Петя Фомин… Надо было прогнать тебя раньше… Еще тогда, в поезде… Помнишь, ты хотел сбежать на какой-то маленькой станции…

Мэри с усилием выдернула нож из своей груди и с облегчением почувствовала, как в отверстие в ее груди вместе с легким осенним ветерком, проникает свобода. Фомка терял ее навсегда и ничего не мог с этим поделать. Он всхлипывал без стеснения, оплакивая то, что никогда не случится.

— Спасибо тебе, — прошептала Мэри, улыбнувшись. Казалось, она была так счастлива, словно он вручил ей самый дорогой в мире подарок.

— Маруся, ау! Я не вижу тебя! Где ты? — звал кто-то издали. Молодая девушка негромко рассмеялась. Сдернув ленту с косы, она распустила длинные светлые волосы и встряхнула головой, почувствовав, как мягко они касаются ее плеч. Блики от воды на мгновение ослепили ее, она зажмурилась, а когда открыла глаза, перед ней стоял крепкий темноволосый паренек в смешных очках, который немного важничал и будто очень хотел, чтобы она увидела обложку толстой книги в его руке, на которой крупными буквами было написано «Платон».

— Маруся, я так долго тебя здесь жду! — весело произнес Сережа и запустил бумажное собрание мудрых мыслей прямо в реку. После чего схватил ее за руку, и они побежали к воде, весело и громко смеясь.

— Иногда стоит умереть, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливой! — прохрипела Мэри. В ее огромных синих глазах отражалась яркая и равнодушная луна, которая буквально секунду назад появилась на оранжево-розовом небосводе. Фомка не смел даже дотронуться до нее, в душе надеясь, что это просто дурной сон…

День, когда Сонька пришла в сознание после встречи с ликвидаторами, стал ее навязчивой тенью. Мысленно она возвращалась снова и снова в момент, когда очнулась на грязной соломе в деревянном сарае.

— Какой странный запах… Я не чувствую руки, Саша, — еле слышно прошептала девушка, с трудом открыв глаза.

— У тебя началась гангрена. Нам придется… — Варфаламеев не договорил.

— Что нам придется? — испуганно уточнила Сонька, понимая, к чему он ведет. — Нет! Только не руку! Что угодно, только не руку! Почему я не умерла?! Застрели меня! Просто застрели!

У Соньки началась истерика. Она кричала, звала смерть, проклинала его. Варфаламеев терпеливо ждал, пока она успокоится. Спустя несколько часов девушка стихла. Сонька с ужасом рассматривала потолок, ей казалось, что закоптелые доски — это крышка ее гроба. Больше всего на свете ей тогда хотелось заснуть вечным сном, мягко уйти в небытие, чтобы никогда не вспоминать о том, что она пережила за ее короткую, но несчастливую жизнь.

Варфаламеев проснулся на рассвете от странного чувства. Открыв глаза, он даже вскрикнул, увидев сидящую рядом Соньку. Она смотрела на него пронзительно, сосредоточенно. Было ощущение, что за прошедшую ночь она стала гораздо старше. Девичества во взгляде не осталось. Не говоря лишних слов, Сонька протянула ему ржавый серп, найденный в углу убогой сараюшки.

— Нужно развести огонь… необходимо прижечь рану… после того как… чтобы не было заражения, — волнуясь, произнес Александр, на самом деле не готовый к роли хирурга-мясника.