Рубен Маркарьян - Ключевая фраза [litres]

Что такое ТВС? Вероятность обнаружения ТВС… ВС – Верховный суд? Нет. Возврат средств? Артем, прекрати, отключи голову, включи воображение. О чем речь? Вероятность обнаружения ТВС, далее вероятность появления Хран. Хранителя? Ну да, может появиться хранитель, с вероятностью 60 %. Но его появление можно ускорить. Агент Евнух. Евнух-Николай меня отравил. И я отправился к Кони-хранителю, в его время, в тело человека, близкого к Хранителю, в тело его помощника, который был в ситуации, схожей с моей на 85 %. То есть меня ускорили…Точнее, как того терминатора, отправили в прошлое, чтобы изменить будущее… А ТВС – это? Что он говорил тогда в допросной…»

Артем напряг память, вспоминая его первую встречу с Глыбой. От яркости картинки заныли перетянутые скотчем запястья и лодыжки, почудился вкус клейкой ленты на губах.

«Он говорил про Бога, сотворение мира, кадильницу… – Артем вспоминал: – “Бог больше с нами не говорит… Дал нам заповеди, законы, живите, мол…” И еще сказал про реперные точки. Т – это Точка! Точно! Глыба сказал: “Он расставил точки восстановления справедливости, вроде как реперные точки во времени и пространстве. Вот вокруг них все и крутятся…” Вот оно! ТВС! Точка Восстановления Справедливости! Ситуация с Вольфрам и Андреевским. И ситуация с Вульф. Вероятно, это дело Лизы – и есть ТВС! И я не избран Богом для хранения важного символа веры и власти, я просто оказался в ТВС, вероятность моего возникновения была ускорена. Глыба вычислил ситуацию, а не меня. А меня он, по сути, создал сам. Для чего? Очевидно, ему нужна кадильница. Где она – они не знают или добраться не могут. Но вычислить следующего – чистая логика или даже математика».

Артема очень позабавила мысль о том, что он не избран Всевышним для выполнения почетной миссии поддержания мирового порядка, а назначен обиженной оппозицией в лице подполковника российской спецслужбы!

«И такого гениального парня просто так взорвали? Только потому, что я донос написал? Кто? И как он такое мог позволить с собой сделать?»

С этой мыслью Артем вышел из кабинета, подошел к переговорной и, приоткрыв дверь на щелочку, попросил беседующего с явно успокоившейся Светланой Ивана Ивановича выйти на секунду.

– Иван Иванович, у меня к вам вопрос. Взорвали машину Глы… Агаркова. Он же один не ездил. Погибли оба – водитель и он? Тела опознаны?

– Генетики сейчас работают. Там мало что осталось. Но, вероятнее всего, в машине были именно те двое: Агарков и его водитель. Мы обнаружили частицы одежды, так что по ткани можно будет определить, ну и по генетическому материалу, само собой…

– «Бриони», значит… – задумчиво сказал Артем.

– Что, простите? – переспросил Иван Иванович.

– Я говорю, Агарков носил «Бриони». Так что точно… если ткань «Бриони», точно он. Даже ДНК не надо собирать, – задумчиво поделился сведениями Артем.

– Стандартная процедура. Найдем ДНК, значит, человек юридически умер. Со всеми вытекающими…

– Ну да, ну да… Умер, значит, умер. Жаль, не сможет вам дать пояснения… Очень жаль… Очень… – Артем криво улыбнулся.

– Кони говорил: «Не суда бойся, бойся судьи!» – сказал профессор Красевич, прихлебывая ароматный зеленый чай в кабинете своего ученика.

Уже полтора часа Артем мучил наставника идеей «ключевой фразы». Завтра начало процесса по обвинению Лизы Вульф, а у Артема – ничего. В последние дни все не получалось сесть и подумать над вступительной речью, 24 часа в сутки сплошной детектив вместо привычного интеллектуального кино.

Не давали покоя Артему слова Анатолия Кони, сказанные им тогда, лично ему в 1907-м на даче под Питером. В ответ на сомнения Артема в существовании ключевой фразы Кони сказал: «Ее нельзя употреблять к несправедливому, неверному тезису. Фраза не сработает, как не сработает фитиль для взрыва пороховой бочки, если в бочке вместо пороха – песок».

– А вот фразы, какую вы приводите, мой дорогой друг, я не припомню. В каком из своих трудов он ее высказал? – профессор поставил чашку и взглянул на Артема из-под очков, как он делал это в свое время, принимая экзамен.

– Я не вспомню сейчас уже… – Артем уже пожалел, что процитировал классика в оригинале, а не из книг.

Не объяснять же Красевичу, как он с легендой российской юриспруденции чаи гонял сто лет назад.

– А вы названия его работ помните хотя бы? – выстрелил Красевич в Артемово самолюбие крупным калибром.

– «Нравственные начала в уголовном процессе» я, конечно, помню. Ну и почти все речи судебные прочел. Плюс еще пару книг. Включая и неюридические.

Погода на лице профессора улучшилась.

– Да! «Как бы ни были хороши процессуальные правила деятельности суда, они могут потерять свою силу и значение в неопытных, грубых или недобросовестных руках, – так говорил Кони. – Честный гражданин может не подпасть под действие дурных уголовных законов, но он не может избежать дурного отправления правосудия, которое самый справедливый уголовный закон обращает в ничто».

– Он считал присяжных представителями общественной совести, какую фразу он мог бы им сказать, которую можно было назвать ключевой? Виктор Михайлович, ну вы же гений! Вы должны догадаться!

– Как я, по-вашему, должен догадаться, если у Кони есть такие речи, в которых и фраз-то, по сути, нет. Помните дело того мальчика-горбуна? Его судили за удар ножом однокашника-гимназиста?

– Помню, конечно, Кони там 37 раз успел сказать присяжным «Здравствуйте, уважаемые присяжные», пока не надоел. Они мальчика оправдали, так как поняли, до чего его достало вечное обращение «Горбун».

– Да! – Красевич развел руками. – И где в этой речи ключевая фраза? А Плевако со своей торговкой, закрывшей лавку раньше времени? Он тоже был немногословен.

– Я не про Плевако спрашиваю, я про Кони…

– А что Плевако – меньший гений? Нет, конечно! Защитник от Бога!

При этих словах Артем вздрогнул.

«Ну конечно! Как я раньше-то не понял! Вопрос не в словах, а в смысле! Энергия слова дает силу, а не буквы, из которых слово сложено».

– А что если Кони имел в виду Божьи заповеди? Слово Божье? Ведь молитва, например, она ведь понятна всем, с первых же слов.

– Вот тут вы, наверное, правы, – согласился профессор. – Кони в своих речах часто обращался к Богу. Он же как раз в упомянутом вами произведении и говорил о том, что приоритетнее писаных законов являются нравственные, неписаные начала, соблюдение которых поможет решать справедливо вопрос о судьбе людей не только правильно по форме, но и по существу, без унижения человеческого достоинства подсудимого. В «Нравственных началах», коллега, Кони доказывает, что судья не имеет права решать вопросы исходя из принципа «я так хочу», он должен руководствоваться положением «я не могу иначе». Важным для правосудия, по мнению Кони, является не только то, что произносят судья, прокурор или адвокат, но и то, как они это произносят. Очевидно, что именно Кони понимал под нравственными началами: он был человеком, искренне верующим в Бога.