Борис Сударушкин - Секрет опричника; Преступление в слободе

– «Царь Иван образом нелепим, очи имея серы, нос протягновен, покляп. Возрастом велик бяше, сухо тело имея, плеши имея высоки, груди широки, мышцы толсты».

– Довольно-таки обстоятельный словесный портрет.

– Это из «Повести книги сея от прежних лет», созданной в самом начале семнадцатого века. Автором ее называют Катырева-Ростовского, – объяснил Марку Ниткин. – В этом альбоме я собрал все иллюстрации, так или иначе касающиеся Александровой слободы и Ивана Грозного, без которого историю Слободы невозможно представить.

– «Тело имеет полное силы и довольно толстое… Глаза у него постоянно бегают и наблюдают самым тщательным образом», – прочитал я еще одно описание Грозного, сделанное тоже его современником – германским послом в Москве Даниилом Принцем. Следом шло еще несколько подобных описаний. Нельзя было не согласиться с тем, что «словесные портреты» четырехсотлетней давности сделаны умело, во многом были похожи и давали о внешности Грозного довольно-таки четкое представление.

На следующей странице альбома была помещена копия немецкой гравюры с портрета Ивана Грозного в профиль; нос длинный, горбатый, взгляд острый, тяжелый, бровь властно надломлена. Длинные, будто у татарского хана усы, свисающая на вышитый узорами кафтан борода клином, из-под высокой шапки выбивается грива волос, в руке зажат царский жезл.

Марк и Пташников подвинулись ко мне, тоже рассматривая содержимое альбома.

Следующее прижизненное изображение Грозного: морщинистый лоб с высокими залысинами, спереди волосы редкие, короткие, сзади кудрявая грива, брови с резким изломом, нос длинный, пригнутый, нижняя губа брезгливо выпячена вперед, окладистая борода в завитках, глаза тяжелые, скорбные, с темными подглазинами.

Дальше шло еще несколько копий с иностранных гравюр. И почти каждый портрет Ниткин сопровождал коротким сообщением о его истории: при каких обстоятельствах появился, где находится в настоящее время. Так, показал фальшивый портрет Ивана Грозного, скопированный с портрета его отца Василия Третьего.

Портрет из «Титулярника» послужил основой для известной картины Васнецова: в богатом, расшитом золотом одеянии царь вполоборота стоит с посохом в руке на дворцовой лестнице и сверлит зрителя суровым, недоверчивым взглядом.

Здесь же Ниткин собрал репродукции с картин других русских художников, на которых был изображен Грозный. Была здесь и знаменитая картина Репина с обезумевшим от горя царем и смертельно раненым царевичем.

Меня не оставлял вопрос, что же предшествовало этой трагической сцене, какой разговор состоялся между отцом и сыном, что вызвало ярость Грозного?

Где-то я вычитал, что царевича Репин рисовал с писателя Гаршина, про которого говорили, что у него лицо человека, обреченного трагически погибнуть. И Гаршин действительно покончил жизнь самоубийством, бросившись в пролет лестничной клетки, сбылось роковое пророчество.

Так, может, здесь, в Александровском кремле, произошло убийство, написанное царевичу Ивану на роду?

Мое внимание привлекла к себе репродукция с картины Нестерова «Папский легат Поссевино перед Иваном IV». Опять пришел на память разговор в электричке, во время которого прозвучало имя этого человека – это он запустил версию, что ссора между отцом и сыном произошла из-за жены царевича Ивана.

Может, Поссевино был прав, и все другие версии, как они не занимательны, не имеют под собой никаких веских оснований?

В белом одеянии со спущенным капюшоном, смиренно сложив руки и опустив голову, иезуит стоял перед царским троном, в котором небрежно развалился Грозный. В позе его угадывалось недоверие, которое читалось и на лицах приближенных царя, столпившихся возле трона.

Спутники Поссевино испуганно жались в дальнем углу палат со сводчатым потолком. В руке Грозного – послание римского папы. Художник сумел точно изобразить реакцию царя – иезуиту не удалось добиться поставленных перед ним целей: убедить Грозного принять участие в крестовом походе против турок и перейти в католичество.

А может, царевич Иван был бы сговорчивей? Может, потому так настойчиво и распространял Поссевино версию о семейной сцене, что убийство царевича Ивана имело политическую окраску и папский легат некоторым образом сам был причастен к этому трагическому событию?

В этой необычной коллекции была и фотография известной скульптуры Антокольского, изобразившего царя сидящим в кресле, в монашеском одеянии, с книгой на коленях и четками в руке.

На последней странице альбома находилась фотография скульптурного изображения головы Ивана Грозного, созданного антропологом Герасимовым по черепу из гробницы в Архангельском соборе. Внизу – подпись: «Лицо царя некрасивое, асимметричное. Лоб низкий, нос тонкий, длинный, с небольшой горбинкой. Углы рта брезгливо опущены, нижняя губа сильно выпячена. Грудь поднята очень высоко».

Реконструкция не имела ничего общего ни с изображением Грозного на картине Репина, ни со скульптурой Антокольского, ни с портретом царя в «Титулярнике». Ближе всех, как ни странно, оказался фальшивый портрет с изображением Василия Третьего. Трудно сказать, что скрывалось за этим: или отец и сын были очень похожи друг на друга и Герасимов верно реконструировал портрет Грозного, или он тоже далек от подлинной внешности царя, что было вполне возможно. Как сообщил нам Ниткин, в царский гроб попала вода и кристаллы кальция значительно разрушили череп, не сохранились волосы.

Тем не менее, когда я еще раз перелистал альбом, образ грозного царя, при всех условностях, представился мне отчетливо и ярко, словно бы сложился в своеобразный фоторобот. В главном портреты не противоречили один другому – на всех был изображен человек властный, жестокий, способный на любое преступление и вместе с тем глубоко страдающий, многое переживший.

Однако самое тщательное изучение этих портретов не давало ответа на вопрос, каковы были мотивы преступления, совершенного в Александровой слободе 16 ноября 1581 года?

Ровно в полночь Марк поднялся из-за стола.

За интересной беседой время пролетело незаметно, спать не хотелось. Пташников сделал еще одну попытку уговорить Марка взять его с собой, привел новые доводы:

– А вдруг чернобородый вооружен? И появится не один, а с сообщниками? Втроем будет сподручней.

Марк спрятал улыбку:

– Не волнуйтесь, Иван Алексеевич, я при оружии.

– Зря вы не пригласили товарищей из местной милиции, – все равно не успокаивался Пташников. – Чернобородый может оказать сопротивление.

– Вряд ли, – слишком уж беззаботно ответил Марк. – Ну а если случится непредвиденное – дам знать выстрелом.