Риз Боуэн - На поле Фарли

Перед мысленным взором Марго вдруг встал Фарли: аллея в обрамлении цветущих каштанов, они с Паммой и Дайдо скачут верхом наперегонки. Усилием воли девушка отогнала это воспоминание.

– Естественно, мне хотелось бы вернуться домой, но и Гастона я бросить не могу. Сами понимаете, герр Динкслагер, в каком я затруднительном положении. Вы предлагаете мне предать родину ради спасения любовника.

– Я предлагаю вам спасти свою страну от краха. Подумайте о своем доме. Подумайте о Вестминстерском аббатстве. Неужели вы хотите, чтобы их превратили в руины? Еще тысячи погибших. Еще тысячи потерявших кров. И в конце концов все они обвинят тех, кто вынудил нас на это. Они обрадуются немецкой армии, которая даст им стол, кров и надежду на будущее.

Марго не хотелось этому верить, но надо было признать, что такое возможно, если война затянется надолго, а разрушения не прекратятся.

– Позвольте мне увидеться с Гастоном, – попросила она. – Отведите меня к нему. Я сделаю все, что смогу.

– Умница, – кивнул Динкслагер. – Надевайте пальто, идем сейчас же.

Марго посмотрела на мадам Арманд, хотела спросить, нельзя ли той пойти с ними, но модельерша быстро сказала:

– Ступайте. Ко мне должна прийти на примерку фрау фон Херцхофен.

Марго позволила немецкому офицеру отвести ее вниз по лестнице на улицу, к ожидавшему у подъезда автомобилю. Динкслагер галантно открыл ей заднюю дверь и помог усесться – можно подумать, они собрались в оперу. Сам сел рядом, и машина отъехала от гостиницы. Оказавшись вне стен «Рица», Марго попыталась справиться с нараставшей паникой. Куда ее везут – к Гастону или обратно в гестапо, где ее тоже станут допрашивать или пытать, а то и вовсе убьют? А вдруг вся любезность Динкслагера – лишь притворство, чтобы мадам Арманд не догадалась, что сейчас произойдет?

Вдоль Елисейских Полей на деревьях зеленела пышная листва. Автомобиль поднимался по улице к Триумфальной арке. В мирное время за уличными столиками здешних кафе не нашлось бы свободного места, посетители пили бы кофе, сейчас же улица была почти пуста. По тротуару, вжав голову в плечи, проковыляла старуха – наверное, боялась, что ее заметят. Мимо нее прошагали два немецких солдата, и старуха отпрянула, пропуская их. За площадью Звезды – кругом, от которого в разные стороны, точно спицы в колесе, расходились улицы, – они свернули на широкую авеню Фош. До войны Пасси считался респектабельным районом. Высокие светлые каменные дома с балконами и ставнями, окрашенными в яркие цвета, от улицы отделял ряд деревьев. По такому бульвару впору фланировать элегантным парам с собачками, но и эта улица пустовала, если не считать припаркованных у бордюра немецких автомобилей. В самом конце улицы, возле Порт-Дофин, одних из старейших городских ворот, автомобиль остановился. Марго взглянула на номер дома: 84. «Нужно запомнить на всякий случай», – подумала она. Не то чтобы девушка надеялась, что ей и правда придут на помощь и вызволят из этого дома номер 84, в котором явно размещалось гестапо. Она сцепила руки, чтобы унять дрожь.

Шофер вышел из кабины и открыл ей дверь, и снова герр Динкслагер проводил ее внутрь так, будто они входили в хороший ресторан. Солдат у дверей вскинул руку: «Хайль Гитлер!» Динкслагер поговорил с каким-то человеком в черной форме. Тот кивнул, что-то сказал в телефонную трубку. Они подождали в молчании. Затем телефон снова зазвонил, офицер в черной форме поднял трубку и кивнул им.

– Теперь наверх, – велел Динкслагер.

Они шагнули в тесный парижский лифт, похожий на железную клетку, и дверь захлопнулась. Выше, выше, этаж за этажом. Марго не ожидала, что здание окажется таким высоким, она полагала, что ее поведут вниз, в подвал или темницу. Наконец лифт со скрежетом остановился, дверь с лязгом отворилась. Марго ступила на лестничную площадку. Динкслагер указал ей на дверь напротив. Ее каблуки громко стучали по плиточному полу, эхо отражалось от стеклянной крыши. Немец открыл дверь, схватил Марго за руку и втолкнул внутрь. Сердце у девушки так колотилось, что она задыхалась. Но все же вошла, гордо вскинув голову.

При ее появлении мужчины в комнате поднялись на ноги. Один был высокий, белокурый, с прямой спиной – типичный, почти карикатурный немецкий солдат. Второй казался изможденной тенью со спутанными волосами и в грязной одежде; на левой щеке темнела глубокая ссадина, заплывший левый глаз был полузакрыт. Марго невольно ахнула.

– Гастон! – воскликнула она.

Мужчина посмотрел на нее с ужасом.

– Ради всего святого, Марго, что ты здесь делаешь? – Он повернулся к немцам: – Эта женщина ничего не знает. Я ничего ей не говорил, ни единого слова. Немедленно отпустите ее!

– Она пришла по своей воле, граф. Пытается договориться, чтобы вас вывезли в нейтральное государство – например, в Швейцарию.

Гастон уставился на Марго, но ничего не сказал. Она не могла понять, что выражает его взгляд.

– На каких условиях? – резко спросил он.

– Если вы сообщите нам необходимую информацию.

– Я вам уже сказал, что вы зря теряете время. Делайте со мной что хотите, но родину и друзей я не предам никогда.

– Вот как. – Динкслагер обернулся к Марго: – Прошу вас, присаживайтесь, миледи.

Он выдвинул из-за деревянного стола простой стул с прямой спинкой, и она села. Сам он опустился рядом на второй стул.

– Похоже, мы зря приехали, леди Маргарет. Какая жалость.

– Ты хочешь, чтобы я предал отважных людей? – спросил Гастон, холодно глядя на Марго.

– Нет. Конечно нет, – ответила она. – Я лишь хотела убедиться, что ты жив.

– Пока жив, хотя и не знаю, на сколько меня еще хватит. Отпустите ее, – обратился он к немцам.

Динкслагер взял Марго за руку. Девушка вздрогнула, но он держал ее крепко.

– У вас изящные руки, миледи, – заметил он. – Артистические пальцы. И такие длинные ногти. Странная это вещь, ногти. Они нам вроде как и не нужны, ведь мы уже не ловим добычу… голыми руками.

Голос его звучал любезно, однако Марго почувствовала, как к горлу подкатывает страх. Немец гладил ее руку, перебирал пальцы.

– Если уж они вам больше не нужны, то, может быть, избавимся от них?

Динкслагер уставился на Гастона. Марго хотела отдернуть ладонь, но этого делать было нельзя. Нельзя показывать немцу, что она боится. Динкслагер же протянул руку к молодому сотруднику, и тот подал ему предмет, похожий на деревянную щепку. Не говоря ни слова, Динкслагер сунул щепку под ноготь на указательном пальце Марго, вопросительно посмотрел на Гастона, но тот не шевельнулся. Тогда гестаповец толкнул щепку глубже. Жгучая боль пронзила Марго, слезы брызнули из глаз. Она стиснула зубы, чтобы не закричать.

– Продолжать? – Гестаповец поднял взгляд на Гастона: – Вы хотите, чтобы ваша возлюбленная страдала из-за вашего упрямства?