Рита Мональди - Imprimatur

Я тоже понял, что он имел в виду: виной тому было старое голландское полотно, из которого изготовили платье Дульчибени. Однако мне тут же припомнилось, как Атто чихал и при мне. Видно, это случалось тогда, когда я навещал его после общения с янсенистом. Если только не…

Однако умозаключения пришлось отложить до лучших времен. Дульчибени отчего-то не спускал глаз с кареты Тиракорды.

– Ты еще не во всем мне сознался, Помпео, – обретя равновесие и усевшись на стене, вновь заговорил Атто. – Как именно шантажировал ты Одескальки? С помощью чего держал кардинала Бенедетто в руках?

– Мне больше нечего добавить, – вновь бросив взгляд вниз, отвечал Дульчибени.

– Э нет, так просто тебе не отделаться! Да к тому же история с твоей дочерью тоже не слишком складная. Этого мало, чтобы покуситься на жизнь понтифика. Посуди сам. Ты отказываешься сперва жениться на матери своего ребенка, а потом идешь на любые безумства, чтобы отомстить за дочь? Нет, что-то тут не то. И потом наш папа – не враг янсенистам. Ну же, говори, Помпео!

– Тебя это не касается…

– Ты не можешь…

– Мне больше не о чем разговаривать с прихвостнем короля.

– Но ведь ты, кажется, хотел оказать немалую услугу этому королю, пустив в ход пиявки. Одним ударом освободить его от папы и от Вены.

– Неужто ты и впрямь думаешь, что Людовик XIV выиграет от этого всего? – взревел Дульчибени. – Да османская волна смоет и французского короля. Никакой пощады предателям – вот правило победителя.

– Ах, так, значит, в этом заключается твой план возрождения подлинной христианской веры! Да ты и впрямь закоренелый янсенист. Что ж, давай сметем с лица земли Римскую Католическую Церковь и христианских государей, сожжем алтари, вернемся ко временам мучеников: пусть турки перережут всех, зато вера укрепится! И ты в это веруешь? Кто же из нас двоих более заблуждается?

Пока они вели словесное сражение, я отошел к лестнице, которой мы воспользовались, чтобы подняться на второй ярус, и примостился на небольшой площадке, откуда было удобно наблюдать за тем, что происходило вне стен Колизея. Только тут я понял, почему Дульчибени с таким интересом поглядывал вниз.

Вокруг кареты суетились стражи порядка, слышен был голос Тиракорды. Кое-кто посматривал и вверх, видно, предполагалось задержать нас.

И вдруг что-то случилось. От неожиданности я даже вздрогнул. Глухой рокот, похожий на хор воинственных кличей, поднялся вокруг Колизея, затем последовал треск, который обычно сопровождает падение камней и кусков дерева.

Орда Баронио (видимо, неплохо подготовившись) окружила Колизей, вооруженная дубинками и палками всех калибров. Причем сделала это так стремительно, что посланники Барджелло не успели даже сообразить, что предпринять. В свете факелов, которые принесли с собой сбиры, происходящее предстало моим глазам как на ладони.

Набег подземного племени был внезапен и безжалостен, как и положено варварам. Небольшая группа нападавших появилась со стороны арки Константина, другая нагрянула из-за стены, которой обнесены сады, выходящие на руины Курии Остилии, третья – из развалин храма Изиды и Сераписа. Вся эта рать в лохмотьях улюлюкала и вопила, наводя ужас на стражей порядка, коих было вдвое меньше.

Оторопев от неожиданности, два сбира, державшиеся все это время чуть поодаль, первые пали под натиском атакующих со стороны арки Константина. Далее стычка превратилась в нечто совсем уж далекое от каких-либо правил ведения боя – просто в беспорядочную драку, где в ход пускалось все. Однако никто не умер, судя по тому, что вскоре жертвы нападения обратились в бегство по улице, ведущей к Сан-Джованни. Еще два сбира, уже было собравшихся проникнуть в Колизей, насмерть перепугавшись, со всех ног дали деру по направлению к Сан-Пьетро-ин-Винколи, даже не вступив в бой. Среди четверки бросившихся за ними вдогон я как будто бы узнал Угонио по его манере выражаться.

Иначе сложилось у тех двоих сбиров, что охраняли карету Тиракорды: один из них пустил в ход саблю, легко отбившись от троицы нападавших. Второй, единственный прибывший к месту беспорядков верхом, водрузил на седло кого-то толстого и неловкого с сумкой на шее. Это был Тиракорда, если зрение не подводило меня, очевидно, стража приняла его за жертву ночного происшествия и решила отвезти в безопасное место. Стоило лошади с двумя седоками удалиться в сторону Монте Кавалло, сбир, сдерживающий натиск, также задал стрекача и вскоре был таков. Ничто более не нарушало тишины древних руин.

Я вновь обернулся к Атто и Дульчибени, также не сводивших глаз с происходящего внизу.

– Все кончено, Мелани. Ты выиграл с помощью своих замогильных уродов, своей манией выпытывать, подсматривать, плести интриги и нездоровым желанием пресмыкаться перед сильными мира сего. Мне осталось лишь отпереть сундучок и показать тебе содержимое, возможно, твоему ученику это будет особенно приятно.

– Да, конечно, – устало вторил ему Атто.

Расстояние между ними сократилось до нескольких локтей, Атто оставалось вскарабкаться на стену Колизея и предстать перед противником.

Однако я не разделял мнение аббата: ничего еще не было окончено. Мы ночи напролет шли по пятам Дульчибени, терялись в догадках. И все это, чтобы ответить на главный вопрос: кто отравил Никола Фуке и почему? Меня удивило, отчего Атто так и не задал его. Ничто, однако, не мешало мне самому это сделать.

– Зачем вам понадобилось убивать суперинтенданта, господин Помпео?

Дульчибени вытаращил глаза да и закатился в хохоте.

– Спроси об этом своего дорогого аббата, мой мальчик! – ответил он. – Спроси, почему его другу стало так плохо после ножной ванны. А еще почему он так суетился, забросал бедного старика вопросами, не дав спокойно умереть. И еще, что было подмешано в воду, какие яды действуют через кожу.

Я инстинктивно обернулся к Атто, который словно воды в рот набрал. Было очевидно: ответ Дульчибени застал его врасплох.

– Но ты… – только и мог он выговорить.

– Я опустил в лохань одну из своих мышек, – продолжал янсенист, – она тут же сдохла в ужасных муках. Аббат Мелани, яд был сильнейшим и предательским: будучи растворен в воде, он проникает под ногти, въедается в кожу, не оставляя следов, поднимается до внутренностей и поражает их. Настоящее произведение искусства, подвластное лишь французским парфюмерам. Я не ошибся?

И тут я вспомнил: когда Кристофано второй раз подошел к трупу, на полу возле лохани он заметил несколько лужиц, хотя я до этого еще утром подтер пол. Видно, беря немного воды на пробу, Дульчибени расплескал ее. Я вздрогнул при мысли, что мои руки касались убийственной жидкости, Слава Богу, доза была очень мала.