Валерия Вербинина - Дом на Солянке [litres]

В дверь просунулась кудрявая баба в пестром платьице, искательно улыбнулась и спросила, не найдется ли у гражданина Басаргина лишних спичек. Он дал ей коробок, который она вернула, оставив себе три спички.

– Нам лишнего не надоть, – умильно пела она, кося хитрым глазом в сторону зеленых петлиц опасного сопляка, сидящего за столом.

Когда она ушла, Басаргин спохватился, что свет, который Варя притушила, чтобы не тревожить спящего Ивана, горит еле-еле, и повернул выключатель. Стало так светло, что Опалин разглядел рисунок на дальней ширме – кувшинки – и увидел, что кошка забралась на самый высокий шкаф, с которого гордо взирала на всех, как Наполеон в изгнании.

– Ваня, вы где-то учитесь? – спросил Басаргин.

– Нет, – коротко ответил Опалин. – Зачем?

– Мне кажется, – заговорил писатель, тщательно подбирая слова, – что у вас есть определенные способности, а их следует развивать образованием.

– Образование – это хорошо, когда времени много, – тотчас поставил его на место Опалин, – а мне работать надо. Какой-нибудь Колосков сам себя не найдет.

Басаргин нахмурился.

– Знаете, Ваня, мне кажется, вам надо кое-что знать, – решился он. – У нас в редакции считают: он удрал, когда понял, что Склянскому конец. И еще ходят слухи, что он присвоил казенные деньги.

– Слухи к делу не пришьешь, – ответил Опалин, и по выражению его лица писатель понял, что услышанное вовсе не являлось для Ивана новостью. – Сколько украл, как именно украл, куда сбежал – вот в чем дело. Факты, понимаете? Опять же, если украл сто рублей – это одно, а если 55 тысяч…

Басаргин вертел в руках спичечный коробок и при этих словах собеседника чуть не уронил его.

– 55 тысяч? – Он вытаращил глаза. – Вы шутите, я надеюсь?

У Опалина была только ничтожная доля секунды, чтобы принять решение, и он его принял.

– Да я так сказал, к слову, – усмехнулся он. – А что? В редакции о других суммах говорят?

– Он рекламой занимался, – ответил Басаргин, подумав, – и… что-то там было мутное. Какую-то часть денег он, наверное, клал себе в карман. Но 55 тысяч… Это, простите, слишком грандиозная сумма. Такую растрату скрыть невозможно, а Алексей Константинович – человек умный. Он бы не стал рисковать. – Опалин молчал, и писатель стал развивать свою мысль: – Понимаете, Колосков из тех людей, которые действуют наверняка. У него… у него расчет идет впереди жадности, понимаете? – Опалин, услышав столь книжную фразу, поднял брови, но ничего не сказал. – Да, он бы украл, но только если бы совершенно точно знал, что ему ничего за это не будет.

– Ну, так он водился со Склянским, – неприятным голосом напомнил Иван. – Может, считал, что тот всегда его выручит? Как вы думаете, доктор?

Басаргин поглядел на него, морщась. «Какой я доктор… Такой же, как ты сыщик», – неприязненно помыслил он.

– Если Колосков действительно обокрал газету, – нервно проговорил писатель, – нам могут перестать платить. Это… это уже черт знает что, простите.

Вернулась Варя, и муж, не удержавшись, пересказал ей то, что услышал от Опалина.

– Конечно, совершил растрату и сбежал за границу, – уверенно заявила жена.

– С советскими рублями?

– Он золото на них купил, ценности какие-нибудь. То, что с собой можно унести.

– И бросил здесь семью? – спросил Опалин.

– А почему нет? С семьей сложно бегать через границу. Одному легче.

Что ж, накупил золота и каких-нибудь бриллиантов на 55 тысяч рублей… Возможно ли такое? Возможно. И не потому ли он бросил чемоданы в квартире, что границу лучше переходить налегке?

Где жена кассира Измайлова видела человека, похожего на Колоскова? В Ленинграде. А Ленинград – где? Правильно: оттуда до границы СССР всего 30 верст. Мог ли Колосков поехать из Москвы в Ленинград, рассчитывая там нелегально перейти границу? Конечно, мог. Еще как мог…

У Опалина заныло под ложечкой. Если имелись веские основания считать, что гражданин Колосков Алексей Константинович, 1886 года рождения, удрал из СССР, то Московский угрозыск больше не должен заниматься его поисками, и дело следовало передать ГПУ. Тем более при наличии сведений о крупной растрате, совершенной беглецом.

«Э, нет, – одернул себя Иван. – Сначала надо установить, действительно ли он удрал. Любовница – Ванда, которая прежде была Люськой, – уж точно должна знать. Тем более если он обещал ей что-то серьезное, а сам скрылся, у нее нет причин его покрывать. Скверно, что сегодня все так сложилось и я к ней не успел. Сначала с Колосковыми говорил, потом пытался опросить их соседей – без толку, потом ездил на Мещанскую. Ничего, тогда завтра… Завтра уж я точно наведаюсь в Дегтярный переулок и посмотрю, что она из себя представ- ляет».

– Пейте чай, пока он не остыл, – сказала Варя, обращаясь к мужчинам.

Опалин допил чай и, поглядев на часы, решил, что пора возвращаться к себе. Басаргин предупредил его, чтобы он был осторожен – в их районе много хулиганов. Но Иван сказал, что никого не боится, забрал свою фуражку, попрощался с хозяевами и ушел.

Агент угрозыска Карп Петрович Логинов, которого коллеги звали просто Петровичем, навострив уши, слушал, как Опалин ругается по телефону. Закончив разговор, Иван так треснул трубкой по аппарату, что она подпрыгнула, а сам телефон протестующе звякнул.

– Ты чего лаешься-то? – спросил Петрович, сворачивая самокрутку. – Имущество вон крушишь казенное…

– Да обнаглели они совсем, – с возмущением ответил Опалин. (Вместо «обнаглели» он, впрочем, использовал куда более энергичное слово.)

– Кто обнаглел?

– Да эти, в морге 2-го МГУ… Мне нужен акт вскрытия Кирпичникова, чтобы к делу его приобщить, а вскрытие до сих пор не сделали. Сколько они его держать будут – пока он совсем не сгниет?

– Зря ты на них наорал, – заметил Петрович. – Теперь они твой труп передадут какому-нибудь Бергману, и привет. Сам рад не будешь.

Он и сам не заметил, как скаламбурил по поводу трупа, а взвинченный Опалин и вовсе не обратил никакого внимания на выражение коллеги.

– Почему это?

– Потому что Бергман – с норовом, – ответил Петрович, хлопая по карманам в поисках спичек. – У-у, это гусь. Один раз с ним столкнешься, сам увидишь…

– Мне надо свидетеля допросить, – вспомнил Опалин и стал надевать фуражку, но тут телефон зазвонил, и Петрович, положив самокрутку, взял трубку.

– Агент Логинов у аппарата… Здесь. Передам. Ваня, – крикнул он Опалину, который уже шагнул к двери, – тебя жаждут видеть какая-то Колоскова Мария и ее брат. Пустить их?

Опалин остановился:

– Колоскова?

– Ну да.

– Хорошо. Пусть заходят.

– Это родня того пропавшего? – деловито спросил Логинов, вешая трубку.

– Да. Дети его.