Аполлинарий Колдунов - Телохранитель [СИ]

… В Москву. А куда же еще? Пока Фанни находилась в Акатуе, ее семья эмигрировала в Чикаго. Однажды в тюрьму пришло письмо от ее родителей, они умоляли администрацию тюрьмы ответить, как поживает их горячо любимая дочь. Администрация ответить разрешила — Фанни продиктовала ответ.

Сейчас адрес сохранился, выезд из России свободный, если постараются, родственники смогут оплатить дорогу до Америки. Может быть, действительно уехать? А революция, счастье народа?

Нет, в Москву! Фанни приютила Анечка Лигит, тоже бывшая политкаторжанка. Ее родственник владел в московской табачной фабрикой «Дукат», построил большой доходный дом на Большой Садовой. Там они и жили, в квартире 5. Фанни говорила, что в их квартире водятся черти (была права — Воланд с компанией потом жили именно там).

Временное правительство заботилась о жертвах царизма — открыло в Евпатории санаторий для бывших политкаторжан, туда летом 1917 года отправилась поправлять здоровье Фанни. Там же познакомилась с Дмитрием Ульяновым — она, между прочим, была очень красивая. Той красотой восточных женщин, которая, к сожалению, слишком быстро вянет, но пока горит — ослепляет, обжигает. Ульянов-младший дал ей направление в харьковскую глазную клинику доктора Гершвина. Каплан сделали удачную операцию — к ней частично вернулось зрение. Конечно, снова работать белошвейкой она не могла, но теперь она ориентировалась в пространстве.

Ну, а в политике она ориентировалась прекрасно, во всяком случае, ей так казалось. Она сразу поняла: большевики — предатели. Они используют власть для своего блага, предав идеалы революции. С ними снова нужно бороться — и любые методы хороши. На память почему-то вновь и вновь приходила отчаянная француженка Шарлотта Корде, зарезавшая Марата. Он ведь тоже утопил в крови Французскую революцию. Может быть, и ей нужно сделать свой самый главный шаг к настоящей революции. Убить русского Марата? Да, ее тоже убьют. Ну и что? Да что ее жизнь — она же полукалека — когда на карту поставлена судьба мира счастье рабочего народа?»…

«Принимая во внимание, что Советская власть переживает исключительно трудный момент, выдерживая одновременно натиск, как международного империализма всех фронтов, так и его союзников внутри Российской Республики, не стесняющихся в своей борьбе против Рабоче-крестьянского правительства никакими средствами от самой бесстыдной клеветы до заговоров и вооруженных восстаний…, исключить из своего состава представителей партии социалистов-революционеров и меньшевиков и предложить всем Советам рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов удалить их из своей среды».

Германский посланник Мирбах был убит в Москве, в Денежном переулке, в одной из гостиных посольского здания, около 3-х дня 6 июня 1918 года. Убийство было совершено при посредстве револьвера и толовой бомбы бывшим членом ВЧК, членом партии левых эсеров Яковом Блюмкиным и фотографом подведомственного ему отдела ВЧК, также членом партии Л.С.Р. Николаем Андреевым.

— Я ответственный сотрудник ВЧК, — надменно процедил Блюмкин, — а это, — указал на Андреева, — член революционного трибунала. Нам необходимо видеть посла по весьма важному делу.

Блюмкин и Андреев предъявили удостоверения, подписанные Председателем ВЧК Дзержинским и секретарем Ксенофонтовым. На удостоверениях стояли печати ВЧК.

— Я - доверительное лицо господина посла и уполномочен вести любые, в том числе и секретные переговоры, — заявил доктор Рицлер, вышедший по просьбе охраны посольства. Блюмкин упрямо качнул головой:

— Мы должны говорить с графом Мирбахом. Дело касается только его.

Граф Мирбах осторожничал. Долго советовался с помощниками. В конце концов, уступил: как-никак представители высоких государственных органов. Принял их в каминной. Здесь же находился лейтенант Мюллер и советник Рицлер.

— ВЧК недавно арестовало венгерского офицера Роберта Мирбаха, — сказал Блюмкин. — Вашего племянника, посол. Что вы думаете по этому поводу?

Мирбах удивленно поднял бровь:

— Не имею чести знать этого офицера, а родственников в России у меня нет.

— И все же это ваш племянник, — упрямо повторил Блюмкин.

Мирбах холодно произнес.

— Судьба этого человека меня не интересует.

— Полагаю, господин посол, хотел бы знать, какие меры мы примем, — произнес Блюмкин условную фразу.

Террористы выхватили револьверы. Загремели выстрелы. Лейтенант Мюллер схватился за плечо. Посол бросился к двери. Блюмкин за ним. Выстрелил послу в затылок, потом швырнул гранату и выпрыгнул из окна на улицу. Граф Мирбах был убит наповал. Мюллер и Рицлер ранены.

Ленин срочно вызвал Сергея.

— Только что звонил Дзержинский. Убит германский посол Мирбах.

— Снова эсеры? — спросил Сергей.

— Похоже на то, но надо во всем детально разобраться, я прошу тебя съездить и посмотреть все на месте.

Когда Сергей приехал в Денежный переулок, Феликс Эдмундович уже был там. Он беседовал с лейтенантом Мюллером. Сергей тихонько отозвал Дзержинского в сторонку.

— Что скажите, Феликс Эдмундович? — спросил Сергей.

— Убийцы установлены, — ответил Дзержинский. — Провокация. Нас хотят поссорить с Германией. Одно плохо. У них наши мандаты, но они поддельные, подпись не моя.

Сергей покачал головой.

— Это сделано специально, — сказал он. — Специально оставили вещественное доказательство причастности к покушению ВЧК.

Вскоре приехали Ленин и Свердлов. Выразили сочувствие.

— Кто это сделал? — спросил Ленин.

— Яков Блюмкин, начальник секретного отдела ВЧК, Николай Андреев, наш фотограф, — ответил Дзержинский.

Сергей в это время куда-то звонил. Переговорив по телефону, он подошел к беседующим.

— Удалось узнать. Блюмкин сейчас в отряде Попова.

— Сможешь его арестовать? — спросил Сергея Ленин.

— Попробую, — ответил Сергей.

Но арест не состоялся…

В Москве начался левоэсеровский мятеж. Попов примкнул к мятежникам. Эсеровское руководство возлагало на его отряд особые надежды. Расквартированный у Покровских ворот и в районе Трехсвятительского переулка, он стал опорой ЦК левых эсеров, заседавшего в бывшем особняке Морозова: сюда приехал Сергей. Попов встретил его настороженно.

— Где Блюмкин? — спросил Сергей.

— Он… уехал в больницу… Повредил ногу.

— В какой он больнице? — снова поинтересовался Сергей.

— Не знаю…

Сергей нахмурился. Попов побледнел:

— Честное слово революционера…

— Проверим, что стоит твое слово революционера…

Сергей прошел в соседнюю комнату. Следом за ним — двое чекистов. Позади плелся Попов. В следующей комнате их встретили члены ЦК левых эсеров Прошьян и Карелин, окруженные десятком вооруженных до зубов матросов.