Николай Свечин - Столица беглых

Ядвига Андреевна вдруг заплакала, утираясь салфеткой, а затем уткнулась гостю в плечо. Тот сидел несколько секунд, ничего не предпринимая.

— Страшно… очень страшно… Вы меня простите, я всего лишь одинокая женщина… Если вам кажется…

Космозерская запнулась. Алексей Николаевич отвел ее лицо, мокрое от слез, и поцеловал в губы.

К удивлению Лыкова, к ним пришли той же ночью. Когда в дверь забарабанили, вдова побледнела:

— Неужели опять они? Когда же это кончится?!

Лыков накинул халат, взвел браунинг, сунул его в карман и спустился вниз. Дверь тряслась от сильных толчков.

— Открой, стерва, а то с косяком вынесем!

Алексей Николаевич отодвинул засов и распахнул дверь. Туда полез крепкий детина в армяке, но натолкнулся на Лыкова. Отступил на шаг, крякнул. За его спиной стояли полукругом еще трое.

— Ну? — дерзко ухмыльнулся незваный гость.

— Еще раз так «нукнешь», башку оторву, — спокойно ответил сыщик. — Чего надо?

— Ядвигу позови.

— Иди к чертям.

— Ах лешман!

Детина сунулся в проем. Алексей Николаевич приложился, не сдерживаясь. Парень вылетел наружу, словно им зарядили пушку. Остальные сбились в кучу и озадаченно смотрели. Сыщик вынул браунинг.

— А как начну сейчас шмалять… Кто не спрятался, я не виноват.

— Эй, эй! Погоди! — крикнул курчавый мужик в дорогом казакине. — Не стреляй, разговор есть. Ты ведь новый, делов не знаешь?

— Каких делов?

— А таких!

Мужик властно цыкнул на своих товарищей — замри! — и продолжил:

— Напрасно ты, фраер, сюда влез. Тут бессовестно поступили, не по-людски. Мы за своим пришли. Скажи ей, пусть по-хорошему вернет, мы ведь не отступим.

— Да что вернет-то?

— Совсем Ядвига тебя втемную пользует? Хе-хе… Тогда слушай. Ломбард мы взяли. Давно, три года назад. А наводчик, жидовская рожа, нас кинул. Слам [23] Слам — добыча (жарг.). принял, обещал расплатиться и ничего не дал.

— Таких историй миллион, дядя. При чем тут Космозерская? Это ее муж вас нагрел?

— Нет, тут другой мошенничал, ювелир Рафильзон. Тот самый. Понял теперь?

Лыков по-прежнему стоял в проходе с пистолетом в руке, готовый в любую секунду выстрелить. Налетчик видел это и не решался напасть.

— Никакого Рафильзона не знаю. Давай от Адама и Евы, пока я не заскучал.

— Э, да ты еще и не местный… Ладно, пускай будет от Адама. Ломбард сломали, добычи взяли на сорок тыщ. Но вещами: часы, портсигары, брошки всякие. Рафильзон, слышь, знатный блатер-каин, он сам тот налет задумал. Обещал слам в деньги обернуть. Да не сделал!

— И что? При чем тут Ядвига?

— Ядвига твоя в лучших подругах у Рафильзонихи была. Оттуда и след. Ювелира мы казнили, чтоб не жульничал. Полагали, вдова его одумается и деньги вернет. А та еще жаднее мужа оказалась. Ничего не отдала, стерва. Тогда мы и ее удавили. Неужто ничего про то не слыхал? Вся Сибирь знает!

— Продолжай. Выходит, вы прикончили и наводчика, и его жену, а денег не получили?

— Точно так, — кивнул налетчик и сделал полшага к Лыкову. Тот навел ему браунинг в лоб:

— Стань на место.

Курчавый подчинился и продолжил:

— Что за люди? Им жизнь оказалась дороже сорги [24] Сорга — деньги (жарг.). . Теперь скажу, при чем тут твоя баба. Учти, кстати, ты не первый, кого она дурит. Одного, казачьего офицера, мы отвадили. Объяснили, что к чему, он и ноги в руки. Второго пришлось вчера на тот свет услать. А все потому, что деньги наши покойная Рафильзониха Ядвиге вручила. Вместо того чтобы нам, кто дело делал. Вот!

— Что «вот»? Хочешь, чтобы я съел твою сказку? Что банда лихих налетчиков три года свою добычу вернуть не может? Вы кто после этого?

— Мы-то ребята правильные, живем по воровскому закону. Все указывает, что Ядвига унаследовала наши сорок тыщ. Больше некому. Скажи ей, пусть вернет. Иначе аминь.

Коллежский советник опять поднял браунинг:

— Ну-ка пошли вон! Я полицейский полковник.

— Да нам хоть генерал! Придут пятнадцать сердитых мужиков, ты что с ними сделаешь?

— Считаю до трех. Три!

Сыщик выстрелил в воздух. Налетчики подхватили своего товарища, так и не оправившегося от лыковской оплеухи, и удалились с руганью. На прощание курчавый сказал с угрозой:

— Ну, баран, сам напросился. Теперь жди…

Постоялец запер дверь и поднялся наверх. Там стояла вдова, белая от страха.

— Рассказывай, как все было. Во что ты меня впутала?

— Это все ложь! Или какое-то страшное, безумное заблуждение. Мы действительно дружили с Марией Абрамовной Рафильзон… при ее жизни. Я не знаю, что произошло на самом деле. Ее супруг Рафаил Григорьевич держал ювелирный магазин на Харлампиевской улице. Он был честнейший человек.

— А твои гости говорят, что блатер-каин, то есть скупщик краденого. А еще наводчик.

— Это невозможно, я не могу такое представить, — убежденно ответила вдова. — Сколько лжи в людях… Почему ты веришь бандиту и не веришь мне?

— Ядвига, я тебя совсем не знаю.

— А тех, кто сейчас приходил, знаешь? То-то.

— Что же случилось с твоими друзьями?

Космозерская в отчаянии замотала головой:

— Рафильзон мне никакой не друг был! Только Мария Абрамовна. А его зарубили топором в тысяча девятьсот шестом году. На улице, у всех на виду. За что, я понятия не имею, ей-богу. А через месяц пришли в дом и удушили его несчастную жену.

— Убийц нашли?

— Кто знает? Ты спроси в полиции, тебе скажут правду. Повесили двоих, сказали, что за Марию Абрамовну. А так ли это на самом деле?

— Почему теперь бандиты ходят к тебе по два раза на дню?

Ядвига Андреевна схватила сыщика за руку, провела в гостиную и поставила перед иконой.

— Вот, смотри. Клянусь Всевеликим Богом, что понятия не имею. Святой истинный крест!

— А ты не католичка? — засомневался Лыков. История с ограблением ломбарда и последующими смертями нравилась ему все меньше и меньше. Не хватало командированному ввязаться в разборки между здешними бандитами. Ведь если ночные визитеры правы, его хозяйка — воровка. А он — дурак, которого хитрая баба использует.

— Нет! — вскрикнула полька и зарыдала во весь голос. — Мы венчались, и я приняла православие… Искренне приняла! А теперь… Это ложь, навет, жуткое недоразумение. Но если ты не веришь мне или боишься — уходи. Пусть меня зарежут за чужие грехи.

Сыщику стало не по себе. Что, если вдова говорит правду? Уголовные очень подозрительны. Иногда в их не шибко ученых головах выстраиваются такие заключения, что хоть смейся. Но эти фантазии потом кончаются кровью, и тут уже не до смеха. Неужели можно бросить сейчас эту женщину? Нет, сначала надо разобраться.

— Хорошо. Я буду смотреть дело и говорить с полицией.

— А пока?..

— Пока смотрю, живу здесь. И в обиду тебя не дам.