Оливер Пётч - Дочь палача

— Да провались оно все! — выругался Шреефогль. — Я уже не знаю, кого ведьмой считать, знахарку или пекаря!

— Спокойствие! — прорычал секретарь. — Так никуда не годится. Палач, подвесь женщину на трос. Посмотрим, как ей тогда дьявол поможет.

Вид у Марты Штехлин становился все более отрешенным. Голова то и дело заваливалась вперед, глаза странным образом закатились. Шреефогль задавался вопросом, способна ли она вообще воспринимать происходящее вокруг. Якоб поднял ее безвольное тело со стула и потащил к тросу, продетому в железное кольцо под потолком. На одном конце его привязан был крюк. Палач закрепил на нем цепь, в которую знахарке заковали за спиной руки.

— Сразу подвязать к ней камень? — спросил он судебного секретаря. Лицо его странно побледнело, однако он казался спокойным и собранным.

Иоганн Лехнер покачал головой.

— Нет, сначала попробуем просто так, а дальше посмотрим.

Палач потянул за трос, так что ноги знахарки оторвались от пола. Тело слегка наклонилось вперед и стало раскачиваться. Что-то хрустнуло. Штехлин слабо охнула. Судебный секретарь снова начал свои расспросы:

— Марта Штехлин, спрашиваю еще раз. Признаешься ли ты, что убила…

В этот миг по телу знахарки пробежала дрожь. Марта начала вздрагивать и яростно мотать головой. Изо рта потекла слюна, лицо посинело.

— Господи, вы только гляньте, — вскричал пекарь Бертхольд. — В ней дьявол! И он хочет освободиться!

Все свидетели, включая секретаря, вскочили, чтобы поближе рассмотреть происходящее. Палач опустил женщину обратно на пол, и она стала корчиться в судорогах. Потом приподнялась в последний раз и безжизненно поникла, странно вывернув голову.

Какое-то время никто не произносил ни слова.

Наконец подал голос Августин-младший:

— Она мертва? — спросил он с интересом.

Куизль склонился над ней и прижался ухом к груди. Затем покачал головой.

— Сердце пока бьется.

— Тогда растолкай ее, чтобы мы могли продолжить, — сказал Лехнер.

Шреефогль едва сдерживался, чтобы не ударить его.

— Да как вы можете? — вскричал он. — Эта женщина больна, разве не видно? Ей нужна помощь!

— И вовсе нет! Дьявол покинул ее, вот что! — сказал Бертхольд и упал на колени. — Он, верно, до сих пор где-то среди нас. Благодатная Марие, Господь с тобою…

— Палач! Сейчас же буди женщину! Понятно? — Голос секретаря стал каким-то пронзительным. — А вы… — он повернулся к напуганным стражникам позади себя. — Приведите лекаря, и живее!

Стражники взбежали вверх по лестнице, обрадованные, что удалось улизнуть из этого адского места.

Куизль взял ведро воды, стоявшее в углу, и вылил Марте на лицо. Она не шелохнулась. Тогда он принялся растирать ей грудь и хлопать по щекам. Ничего не помогало. Он выхватил из сундука бутылочку крепкой настойки и влил в рот знахарке, а остаток разлил по ее груди и снова принялся растирать.

Всего несколько минут спустя на лестнице послышались шаги. Вернулись стражники, а следом за ними шел Симон Фронвизер, которого они перехватили на улице. Он склонился рядом с палачом над знахаркой и сжал ей плечо. Потом достал иголку и воткнул глубоко в плоть. Марта так и не шевельнулась, и Симон поднес к ее носу зеркальце. Оно запотело.

— Она жива, — сказал он Лехнеру. — Но в глубоком обмороке, и бог знает, когда очнется.

Судебный секретарь опустился на стул и потер тронутые сединой виски. Затем пожал плечами.

— Значит, мы не сможем продолжать допрос. Придется подождать.

Георг Августин изумленно на него уставился.

— Но ведь управляющий… он появится здесь через несколько дней, и нужно будет представить ему виновную!

Михаэль Бертхольд тоже попытался уговорить секретаря:

— Вы знаете, что происходит на улицах? Там разгуливает дьявол, мы сами только сейчас убедились в этом. Люди хотят, чтобы с этим…

— Проклятье! — Лехнер ударил ладонью по столу. — Я и без вас знаю! Но сейчас допрос продолжать невозможно. Из нее и сам сатана слова не вытянет! Хотите, чтобы она призналась, не приходя в сознание? Придется подождать… А теперь все наверх, все!

Симон и Якоб отнесли лишенную чувств знахарку в камеру и укрыли. Лицо ее из синего стало просто бледным, веки дрожали, но дышала она спокойно. Лекарь покосился на палача.

— Для вас это не стало неожиданностью, так? — спросил он. — Вы что-то ей дали, чтобы пытка прервалась и мы выиграли время. А потом передали мне через жену, чтобы с полудня я ждал поблизости. Чтобы стражники нашли меня , а не отца, который, возможно, что-нибудь заподозрил бы…

Палач улыбнулся.

— Несколько цветков, несколько ягод… Она все их знала и понимала, на что обрекает себя. Могло бы и не получиться.

Симон взглянул на бледное лицо знахарки.

— Вы думаете…

Куизль кивнул:

— Корни мандрагоры, лучшего средства не бывает. К счастью, я… мы нашли несколько. Они очень редки. Ты не чувствуешь боли, тело засыпает, и страдания земного мира становятся лишь отголосками с далекого берега. Еще мой отец частенько поил таким отваром приговоренных. Правда… — Он задумчиво поскреб темную бороду. — Аконита я в этот раз не пожалел. Хотел, чтобы все выглядело правдиво и закончилось как надо. Немного больше — и Марта уже предстала бы перед Творцом. Ну, хорошо, теперь у нас хотя бы есть немного времени.

— Сколько?

Палач пожал плечами.

— День-два, потом паралич начнет спадать и она снова сможет открыть глаза. И тогда… — Он еще раз погладил Марту по лицу и вышел из камеры, его спина целиком загородила дверной проем. — Тогда, думаю, ей придется очень несладко.

Суббота, 28 апреля 1659 года от Рождества Христова, 9 утра

На следующее утро лекарь и палач сидели в доме Куизля, пили пиво и обдумывали вчерашний день. Всю ночь Симону не давали покоя мысли о бедной знахарке и о том, как у них мало времени. Сейчас он молча потягивал пиво, а палач рядом с ним курил трубку. Думалось ему тем более тяжело, что в комнату то и дело заходила Магдалена, чтобы принести воду или накормить кур под лавкой. При этом один раз она, склонившись прямо возле него, словно бы невзначай она провела рукой по его бедру, и по телу Симона пробежала легкая дрожь.

Куизль рассказал ему, что альраун в лесу нашла его дочь, и симпатия Симона к ней лишь возросла. Девушка эта была не только удивительно красива, но и ума ей не занимать. Жаль, что женщинам закрыт доступ в университет. Симон не сомневался, что Магдалена смогла бы заткнуть за пояс всех этих ученых шарлатанов.

— Еще пива? — спросила девушка, подмигнув, и налила ему, не дожидаясь ответа.

Ее улыбка напомнила Симону, что мир не заканчивался на пропавших детях и самозваных инквизиторах. Он улыбнулся в ответ. Но затем снова погрузился в мрачные мысли.