Оливер Пётч - Дочь палача

— Это был ты, палач! Из-за тебя я покалечил ногу, из-за тебя я теперь хромаю! Клянусь, ты сдохнешь в тех же муках, что и твоя дочь!

Солдат снова занял исходную позицию. Он встал посреди пещеры и ждал новой оплошности противника. Палач выругался и потер раненое плечо, рука тут же покрылась кровью. Он быстро вытер ладонь о плащ и снова сосредоточился на наемнике. Света фонаря едва хватало, чтобы разглядеть его смутные очертания. Только благодаря факелу противника Куизль смог рассчитать направление для удара. Он сделал обманное движение вправо, а затем метнулся к дьяволу слева. Тот неожиданно шагнул в сторону, и палач пролетел в противоположную стену. В последний момент он рванул дубинку вверх. Удар, предназначавшийся противнику в затылок, угодил, по крайней мере, в лопатку. Вскрикнув от боли, дьявол отступил назад и тоже уперся в стенку. Теперь они стояли друг напротив друга; каждый прижимался спиной к стене, уставясь на противника.

— А ты неплох, палач, — сказал дьявол, переводя дыхание. — Впрочем, я знал это. Еще в Магдебурге я понял, что ты равный противник. С радостью погляжу, как ты будешь корчиться в агонии. Я слышал, на островах в западной Индии дикари съедают мозги более сильных врагов, чтобы перенять их силу. Думаю, с тобой я поступлю так же.

Он без всякого предупреждения ринулся на палача. Сабля просвистела в воздухе, направленная точно в горло. Куизль инстинктивно поднял дубинку и отвел клинок в сторону. Дерево треснуло, но не раскололась.

Куизль врезал дьяволу локтем в живот, так что тот охнул от неожиданности и метнулся к противоположной стене. Они поменялись местами. По стенам плясали тени, факел с фонарем метали по пещере красноватые отсветы.

Солдат скорчился, застонал и прижал руку с саблей к животу. Тем не менее он ни на секунду не выпускал палача из виду. Куизль воспользовался передышкой и осмотрел рану. На рукаве повыше левого локтя зиял широкий разрез. Из него сочилась кровь, однако рана оказалась неглубокой. Куизль сжал кулак и подвигал плечом, пока не почувствовал боль. Это хорошо — боль означала, что рука еще слушалась его.

Только сейчас ему довелось подробнее рассмотреть костяную руку своего противника, которая привлекла его внимание еще в Магдебурге. Она и в самом деле состояла из отдельных костяшек, соединенных между собой медной проволокой. Внутри ладони находилось металлическое кольцо. Сейчас в нем был закреплен факел, который тихонько покачивался из стороны в сторону. Палач подумал, что в это кольцо можно еще много чего повесить. На войне он повидал немало протезов; большинство были вырезаны из дерева, причем довольно топорно, — а такой вот механической руки он никогда прежде не встреча.

Дьявол, похоже, проследил за его взглядом.

— Нравится моя ладошка, а? — спросил он и подвигал рукой с факелом туда-сюда. — Мне тоже. Знаешь, это мои собственные кости. Мне раздробило руку мушкетной пулей. Когда рана воспалилась, пришлось отсечь руку. Я решил смастерить из ее костей такую вот милую памятку. И, как видишь, она неплохо мне служит.

Он поднял руку кверху, и пламя факела осветило его бледное лицо. Якоб задумался над тем, как солдату удалось до этого спрятаться в проходе над головой. Только теперь до него дошло: человек этот подтягивался наверх единственной здоровой рукой! Что за силища таилась в этом теле? У Куизля не было против него ни единого шанса. Где же Симон, чтоб его?!

Чтобы потянуть время, он снова спросил:

— Вас наняли, чтобы вы громили стройку, так ведь? Но дети вас увидели, и потому должны умереть…

Дьявол покачал головой.

— Не совсем, палач. Детям не повезло. Они прятались здесь, когда мы заключали договор и получили первую плату. Толстосум побоялся, что они могли узнать его. И доплатил нам, чтобы мы заставили детей умолкнуть.

Палач внутренне содрогнулся.

Неудивительно, что дети не решались появляться в городе. Это, должно быть, кто-то очень могущественный, тот, кого они знали, и понимали, что ему поверят скорее, чем им. Кто-то, кто поставил на карту собственную репутацию.

Время. Нужно тянуть время.

— А пожар на складе лишь для отвода глаз, так? — продолжал он расспрашивать. — Твои дружки подпалили его, а ты пробрался в город, чтобы забрать Клару…

Дьявол пожал плечами.

— А как иначе мне было до нее добраться? Сначала я все хорошенько разузнал. Мальчишки не доставили хлопот, эти сорванцы вечно ошивались на улице. И рыжую девчонку я бы тоже рано или поздно приструнил. А вот Клара болела, простудилась, пока шпионила, и сидела дома…

Он сочувственно покачал головой и продолжал:

— Потому мне пришлось придумывать, как выманить милостивых Шреефоглей, чтобы они оставили Клару дома. Я знал, что дворянин держал товары на том складе. И когда он загорелся, этот храбрец тут же бросился туда вместе со всеми домочадцами. Жаль только, Клара все равно от меня сбежала, но теперь-то я до нее доберусь… конечно, когда разберусь с тобой.

Он сделал обманное движение саблей, но остался, где стоял. Словно до сих пор выискивал у противника слабые места.

— А ведьмовские отметины? Для чего они? — медленно спросил Якоб, не отодвигаясь ни на шаг от дыры. Нельзя его провоцировать. Говорить и говорить без конца, пока Симон наконец не придет на помощь.

По лицу дьявола пробежала тень замешательства.

— Ведьмовские отметины? Что, черт побери, за отметины? Не неси чепуху, палач.

Куизль удивился, однако не подал вида. Могло ли быть такое, что солдаты не имели никакого отношения к символам? И все это время они с Симоном шли по ложному следу? Неужели Штехлин и вправду занималась с детьми колдовством? Неужели знахарка солгала ему?

Куизль все-таки продолжил вопросы:

— У детей на плечах был знак. Символ, которым пользовались ведьмы. Не вы его нарисовали?

Повисла тишина. Потом дьявол громко засмеялся.

— Теперь я понял! — прыснул он. — Вот почему вы заковали ту ведьму! Потому-то нас никто до сих пор не разыскивал! Вы решили, что это все колдовство… Ваши торгаши, ну что за тупицы! Ха, сожгут ведьму, и все встанет на места. Аминь и мир праху ее. До такого даже мы не додумались бы.

Палач задумался. В чем-то они допустили ошибку. Он чувствовал, что разгадка почти в руках. Еще одно звено, и цепочка сомкнется…

Вот только какое?

Однако сейчас у него была другая забота. Где же Симон? Может, с ним там что-нибудь случилось? Или он заблудился?

— Если мне все равно отправляться в ад… — начал он снова. — Может, скажешь тогда, кто вас нанял?

Дьявол продолжал смеяться.

— Непременно хочешь знать, да? Вообще-то, я и мог бы сказать, но… — Он по-волчьи оскалился, словно на ум ему пришла веселая мысль. — Ты ведь разбираешься в пытках, не так ли? Может, это тоже своего рода пытка: ищешь, ищешь разгадку — и не находишь? Когда даже при смерти пытаешься выяснить истину, но уходишь ни с чем… Вот какова будет моя пытка. А теперь умри.