Миша Бродский - Осия, сын Нава – мангуста именем Божьим

Долгое молчание. И снова Захри.

— Это его жизнь. Хочешь ты этого или не хочешь. Его уже и так люди боятся. И так они шарахаются от него. Сейчас ты ему защита. А вырастет — убьют его. Или сам помрёт от припадка. А я, видишь, живу. И хотели бы меня убить, да кто же посмеет.

Да ты и сам его боишься, как и меня. Нет у тебя выбора, Нав. Отдай мне сына. Для его же блага. Вижу, любишь ты его. Другому бы деньги предложил, а тебе говорю: отдай.

— Хорошо, что не предложил деньги. Хоть и знаю я, кто ты, а этого и от тебя бы не стерпел.

— Как рассчитаться с тобой, не знаю, но, если закажут убить тебя, убью легко, без мучений, даже не почувствуешь. Что бы мне не заказали. Даю слово.

— Да понимаю я: прав ты. Нет у меня выбора. Мне и Осии ты подарок от Бога. Опять его Бог спасает. Когда пойдёте?

— Сегодня, ближе к вечеру и пойдём. Сразу после заката.

— Что вам дать с собой? Одежду, еду?

— Одежды той, что на нём, хватит. Дай хлеба — 10 лепёшек, сыра и бурдюк с водой. Это всё.

И вот теперь я проснулся в доме и на меня смотрит удивительный зверёк. Я стал подниматься очень медленно и осторожно, боясь его испугать.

Тогда ещё я не знал: мало чего есть на свете, что может испугать мангусту. Зверёк внимательно следил за моими выкрутасами, и тут я понял, что ему это всё должно быть очень смешно.

Вдруг мангуста резко подпрыгнул, в воздухе развернулся, застрекотал и, как стрела, выбежал из комнаты. Я вскочил и бросился за ним.

Отодвинув входной завес, в дом вошёл Захри. В руках у него был холщовый мешок, в котором билось что-то живое и очень большое. Мангуста возбуждённо прыгал вокруг Захри, пытаясь вцепиться зубами в мешок.

— Ты как, Осия, очень голоден или потерпишь? Если потерпишь, то можем начать ученье.

— Потерплю, дядя Захри.

Я чувствовал, что сейчас начнётся что-то очень интересное.

Захри развязал мешок и вытряхнул на пол огромную кобру. Кобра немедленно встала на хвост и раздула капюшон. В таком положении её голова качалась почти на уровне моего лица.

— Не боишься? — спросил учитель.

— Я же Вам говорил. Я ничего не боюсь, — обиделся я.

Действительно: сильное возбуждение, сердце забилось в груди и ничего больше — никакого страха. Я только испугался, что может начаться приступ, и Захри решит, что это от испуга.

Мангуста же застыл как каменный. Сначала я решил, что от страха. Но почти сразу понял — это был восторг при виде роскошного противника. Восторг и предвкушение битвы. Я сам это чувствовал потом много раз.

Мангуста прижался к земле и плавно заскользил в сторону змеи. Кобра внимательно наблюдала за его движением.

Мы перестали для неё существовать. Она видела врага и не сомневалась в исходе драки. Очень уж большая разница в размерах.

И это я видел потом не раз. Враги всегда были намного больше меня и всегда не сомневались в исходе сражения. А когда понимали, что творится, то уже всегда было поздно.

Змея сделала резкий выпад в сторону мангусты. Как удар плётки. Выпад пришёлся в пустоту. В последний момент мангуста неуловимым движением сдвинулся в сторону и, не останавливаясь, куснул чудовище за голову.

Противники вернулись в исходную позицию. Ещё один бросок кобры — и снова укус мангусты. Так продолжалось довольно долго.

Иногда змея застывала как будто в растерянности и переставала нападать на зверька. Тогда мангуста сам прыгал на неё и впивался ей в шею. Но как только змея начинала активный бой, он тут же отскакивал и занимал прежнюю позицию.

Два раза кобра пыталась убежать. Но каждый раз следовала немедленная атака мангусты, и оба противника возвращались в исходную позицию.

Я как завороженный следил за этим зрелищем. Змея двигалась всё медленнее и медленнее.

И, наконец, ещё живая кобра растянулась во весь рост на полу. Мангуста вцепился ей в хвост, прокусил его и стал жадно лакать вытекающую из раны кровь.

— Всё, — сказал Захри. — Пора и нам что-нибудь съесть. Возьми кувшин и набери воды из колодца. Перед дверью лежит мешок. Захвати его тоже.

Я сбегал за водой и принёс мешок, лежащий на пороге. Захри достал скатерть из деревянного ящика и расстелил на столе. Поставил кувшин с водой на стол, достал из мешка и разложил на скатерти свежий хлеб, сыр, горькие травы, чеснок и маслины.

Мы сели за стол, скрестив ноги. Захри положил ладони на колени и закрыл глаза. Знал я, что разговаривает сейчас Захри со своим Богом. Нельзя этому разговору мешать.

Очень хотелось есть. Слюна переполняла мой рот. Но ещё сильнее переполняла мою голову тьма вопросов. А тут приходилось ждать.

Наконец Захри открыл глаза, взял лепёшку и переломил её пополам. Половину протянул мне.

— Дядя Захри, если кобра укусит мангусту, он умрет?

— Поедим сначала, вопросы потом, — вместо ответа сказал Захри.

— Слышал я, как вы, палачи, людей пытаете. Но что бы так жестоко…, — пробурчал я себе под нос. Захри опешил — и развеселился. На моей памяти во второй раз. А может быть, во второй раз и за всю свою жизнь.

— Ну, пацан, ты даёшь. Не зря тебя отец не хотел отдавать. Кстати, любит он тебя по-настоящему.

И вот тебе первое правило школы Захри. Всё можешь забыть, только отца и мать не забывай. Если спросят тебя, как зовут, всегда говори, чей ты сын. Свое имя забыть можешь, но не имя отца.

А сейчас ешь. То, что ты видел, это было не развлечение — это был первый урок. После еды мы его разберём по косточкам.

Мы поели. И начался мой первый урок в школе Захри.

— Если змея укусит мангусту, он умрет. Нет у мангуст защиты от яда, — сказал Захри.

— Так как же он тогда не боится змеи? Ведь стоит один раз чуть промедлить, и он мёртв, — снова спросил я.

— На то он и мангуста. Когда идёт бой, он ничего не боится и не думает о смерти. Чем больше и страшнее противник и чем он лучше вооружён, тем мангусте интересней. Смертельный бой и кровь врага — главное в его жизни. Не нужны ему ни сила, ни яд, ни огромные клыки. Бесстрашие, пренебрежение к опасности, быстрота и ловкость — это его оружие.

Потому мы и называем себя мангустами. Мы, как и мангусты, живём, чтобы убивать. Смерть и кровь — высшая радость для нас. Не для еды дерётся мангуста с огромной, вооружённой ядом змеёй. Легко мог бы он найти добычу полегче.

Так и мы: убиваем не потому, что нам за это платят. Хотя, конечно, и мангуста сейчас пожирает своего противника, и мы от платы не отказываемся. Но это нам дополнительная награда. Главное — это убивать и видеть кровь.

— Дядя Захри, Вы сказали отцу, что мои припадки — это дар божий. Что от меня зависит — благо это или наказание. Неужели я могу превратить это во благо?

— Подслушивал, поганец! Ну да ладно, я в этом не сомневался. Эти припадки и есть та причина, почему я тебя взял в ученики.