Анатолий Леонов - Оживший покойник

Конь, выбивая копытами комья земли из влажной после ночного дождя дороги, вынес седока из глухого соснового бора в удивительный по своей красоте дубовый гай. Могучие деревья, раскинув ветвистые кроны, стояли друг от друга на почтительном расстоянии. От этого поляна просто утопала в солнечном свете, создавая нереальное ощущение простора и воздуха. Но не только одни ощущения делали рощу местом загадочным. Оглядевшись по сторонам, случайный прохожий или бродяга, перекати-поле замирали, потеряв вдруг дар речи. Видели они, что весь старый гай какой-то искусный резчик сделал одновременно мастерской под открытым небом и языческим капищем, превратив стволы дубов в изваяния забытых богов, животных и птиц. Смотрели на людей, вольно или невольно оказавшихся на этой поляне, древние лики, вызывая у них оторопь и настороженность. Хочешь не хочешь, а поневоле остановишь бег коня или притормозишь повозку, перекрестишься, сплюнешь на всякий случай три раза на землю и с почтением и первородным страхом пойдешь прочь от этого места.

Маржарет не стал исключением из общего правила, невольно придержав коня, хотя и был то ли католик, то ли гугенот, то ли просто безбожник. Он медленно ехал по роще, ощущая себя христианским пилигримом на античных развалинах. Лики славянских богов смотрели на него сурово и угрожающе. От этого, или нет, капитан испытал под ложечкой тревожное ноющее предчувствие опасности. И предчувствие его не обмануло. Впереди, на расстоянии примерно двадцати туазов, Маржарет увидел спокойно пасущуюся оседланную лошадь с небрежно наброшенными на луку седла поводьями. Будучи не робкого десятка, французский капитан тем не менее предусмотрительно взвел курки своих седельных пистолетов и, осторожно озираясь, поравнялся с мирно пасущейся лошадью. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть от неожиданности. У большого дуба, еще не тронутого резцом художника, прислонившись спиной к стволу, сидел отец Феона, теребя в руках казачью нагайку. Рядом с ним стояла карабела в ножнах, прислоненная крыжем к дубу.

– Не спеши, капитан. Поговорим? – предложил Феона спокойным голосом.

– Enfant de pute! Я знал, что ты жив, но никак не думал, что мы так скоро встретимся, – не скрывая восхищения, воскликнул капитан, спрыгивая с лошади.

Маржарет направился к Феоне, на ходу сбрасывая себе под ноги походную епанчу.

– Что ты хочешь? Я так понимаю, что ты решил в личном поединке, без свидетелей закончить наш давний спор? Мне это нравится! Это благородно!

– Ты дурак, капитан! – усмехнулся Феона, с сожалением глядя на своего противника. – Мне нечего с тобой делить. У нас нет никаких споров. Ты враг державы Русской, а значит, и мой лично. На твоей совести тысячи душ православных. Неймется тебе, опять заговоры плетешь. Опять смуту готовишь. Поэтому я здесь, не для того, чтобы покарать, а чтобы арестовать тебя.

– Интересно, на каком основании, Григорий Федорович? – нагло засмеялся француз. – Ты же теперь не государев человек, ты простой монах, да еще и сам в бегах.

– А какое нужно основание? Ты вне закона, Маржарет. Убить тебя, все равно что милость оказать. Ты мне живой нужен, со всеми твоими секретами.

– Ну, значит, не договоримся мы с тобой, Григорий Федорович, – злобно сверкнув глазами, сообщил капитан, вытаскивая саблю из ножен. – Должен тебя огорчить, не видать тебе моих секретов, да и жить я собираюсь долго, во всяком случае, дольше тебя.

– Не хвались, идя на рать… капитан! – встав на ноги, ответил Феона, взяв в руку саблю, но по-прежнему держа ее в ножнах.

Поединок начался без галантных церемоний. Едва приняв боевую стойку, француз тут же сделал первый жалящий выпад, который для менее опытного бретера мог бы стать последним, но Феона парировал удар, даже не вынимая оружие из ножен. Маржарет нанес секущий удар пером клинка, Феона легко парировал и этот удар, после чего, обнажив наконец свою карабелу, перешел в атаку. Оба противника оказались отменными фехтовальщиками, у которых не было загадок в науке сабельного боя. Поединок был полон отчаянных сшибок, ловких уверток и коварных обманов. Сначала даже казалось, что силы противников были равны, но через некоторое время стало очевидным, что монах – боец более искусный.

Он это продемонстрировал сразу, как только почувствовал, что француз стал выдыхаться. Нанеся Маржарету несколько мощных ударов, он прижал противника к стволу дерева и, используя старый добрый прием Грибе, выбил оружие из рук капитана. Маржарет почувствовал холодок смерти на острие сабли отца Феоны, но смерть француза никак не входила в планы монаха. Он просто стал бить капитана, держа саблю плашмя. Трудно сказать, долго бы выдержал это избиение Маржарет, если бы ему не удалось в какой-то момент кувырком поднырнуть под отца Феону и пуститься наутек в ближайший перелесок, поросший молодой березой, ольхой и осиной. Француз задал такого стрекача, что в три прыжка достиг деревьев и скрылся в лесу. Тут же послышался глухой короткий удар, сопровождаемый воплем. Феона поспешил следом. Забежав за кусты боярышника, инок едва не наступил на Маржарета, лежащего на земле без каких-либо признаков жизни. Сзади хрустнула сломанная ветка. Феона резко обернулся, но только для того, чтобы успеть увидеть, как просмоленная дубина летит на встречу с его головой. Сокрушительный удар и темнота.

Сухая соломина щекотала нос в ритме покачивающейся на ходу телеги. Феона медленно приходил в себя. Голова гудела, словно церковный колокол. Сквозь этот гул слышны были скрип давно не смазанных колес и неясное бормотание каких-то людей. Феона осторожно, чтобы не усугублять ноющую боль в затылке, открыл глаза. Приподнял связанные руки, оценив сложный узел и мастерство человека, его вязавшего. Собравшись с силами, он повернул голову вбок и не очень удивился, увидев перед собой длинный нос капитана Маржарета и прядь его окровавленных волос, прилипших ко лбу. Капитан все еще был без сознания.

Движения Феоны не остались незамеченными. Плечистый мужик в легком армяке и суконной мурмолке, сидящий рядом с возницей, обернулся и удивленно воскликнул, тыча в бок соседа огромным кулачищем:

– Смотри, Паньша, а второй-то оклемался! Уже по сторонам буркалами зыркает.

Паньша, бросив через плечо быстрый взгляд, равнодушно ответил:

– Я тебе сразу сказал, наш мужик. Черепушка крепкая! Не то что немчура. «Маньде» и клювом в землю. Жив хоть?

Здоровяк с прищуром поглядел на Маржарета и пожал плечами.

– Да вроде дышит!

– И ладно, греха на душу не взяли! – кивнул возница, не оборачиваясь. – До лагеря довезем, а там Чоботок разберется!

Последние слова заставили Феону встрепенуться.