Кирилл Еськов - Показания гражданки Клио

Как раз в том самом 1593-м он стал бизнес-агентом вышедшего в отставку и поселившегося в своем Кентском имении сэра Томаса Уолсингема — да-да, того самого, что «дальний родственник и доверенное лицо Госсекретаря сэра Фрэнсиса, друг, покровитель и некоторое время непосредственный начальник Марло». Историки (например, Парк Хонан, 2005) считают, что Фрайзер исполнял при сэре Томасе двоякую функцию: во-первых связника (по его прежним контактам в мире секретных служб), а во вторых — прокладки (держа те контакты «на расстоянии вытянутой руки» от новой, мирной-помещичьей, жизни своего патрона).

Правой рукой Фрайзера в его темных делишках был грязный лоер Николас Скерес — неоднократно фигурировавший в этом качестве в судебных расследованиях по жалобам кинутых лохов (Англия! — все протоколы сохранились). Фишка, однако, в том, что вся эта криминальщина, хоть и приносившая изрядный доход, была лишь прикрытием для совсем иной деятельности: Скерес был контрразведчиком из эссексовской «МИ-5», приглядывавшим за лондонским андерграундом на предмет появления там, среди честных воров , государственных преступников: иезуитов, готовящих очередное покушение на Первое Лицо, связных между эмигрантскими центрами на Континенте и католической «пятой колонной» внутри страны, испанских и папских шпионов, и тому подобной публики. И вряд ли столь проницательный и чуткий на опасность человек как Фрайзер за столько времени не догадался, что его «консильери» — краснопёрый …

Специально уточним: Скерес был не завербованным Службой уголовником, а офицером контрразведки, внедренным в криминальный мир. До того, как обнаружиться на лондонском дне, он в 1586 успел поучаствовать в так называемом «Заговоре Бабингтона» (грандиозной провокации, позволившей Фрэнсису Уолсингему отправить на плаху злосчастную Марию Стюарт — разом решив тем самым кучу проблем, стоявших перед его Королевой и его Страной), а еще раньше, в начале 80-х, служил под началом Томаса Уолсингема в бытность того Парижским резидентом Службы.

С графом Эссексом он познакомился в 1589, когда по линии «Курьерской службы» обеспечивал конфиденциальную связь между фаворитом, пребывавшим тогда в Эксетере, и Двором (Англия! — платёжки с подписями Госсекретаря сэра Фрэнсиса сохранились тоже). После «развода» между «МИ-5» и «МИ-6» вполне официально числился «джентльменом в службе лорда Эссекса»; в 1591 участвовал под его началом в Нормандской кампании (там английский экспедиционный корпус «оказывал интернациональную помощь» королю Генриху IV), выполняя секретные миссии.

Положение и функции его в Службе во многом загадочны. С одной стороны, Чарльз Николл (2002) не нашел ни единого упоминания о Скересе в 16-томных записках главы «МИ-5» Энтони Бэкона. С другой стороны, после нелепого мятежа своего отвергнутого фаворита в 1601 Елизавета свела репрессии по этому делу до minimum minimorum ; казненных там можно было буквально перечесть по пальцам — и Скерес удостоился попасть в их число (это при том, что шеф его, Бэкон, как мы помним, отмазался). Напрашивается предположение, что его использовали лишь в каких-то особо деликатных миссиях, задействовав его уголовное прикрытие …

Четвертый и самый, похоже, важный участник тех посиделок — Роберт Поули: это уже не контрразведчик, а разведчик из сесиловской «МИ-6». Джентльмен, Кембридж, женитьба на сестре близкого друга Марло Томаса Уотсона (тоже поэта и тоже шпиона), секретарство у Филиппа Сиднея (поэта и натурального, без тени иронии, «рыцаря без страха и упрека», геройски погибшего потом, «выполняя интернациональный долг» в Нидерландах). Некий тюремщик из Маршалси, чьим клиентом ему пришлось побывать (а эти ребята обычно опытные психологи), аттестовал Поули так: «Этот с одинаковой легкостью отнимет у вас хоть жену, хоть жизнь» — в общем, «Агент 007» в полный рост… С Марло он пересекался и в Лондоне (по делам семейно-поэтическим), и на Континенте (по делам шпионским); о «дружбе» в такой специфической профессии вообще говорить сложно, но уж «товарищами по оружию», вместе побывавшими в опасных переделках, они были определенно. Кстати, флиссингенский провал Марло был, возможно, связан именно с бардаком, возникшим в тамошних Службах по причине отлучки Поули: тот как раз был на задании в оккупированном испанцами Брюсселе.

Помнится, Штирлиц на каверзный вопрос Папаши Мюллера: «Как вы думаете, штандартенфюрер, где вы оставили эти пальчики ?» высокомерно ответствовал: «Эти пальчики могли остаться в Голландии, в Мадриде, в Токио, в Анкаре…» Так вот, пальчики Поули остались во Франции, Шотландии, Италии, Германии, Дании (это из того, что точно известно по архивам); в Испании вроде бы нет, но вот Испанские Нидерланды были ими заляпаны — гуще некуда. К описываемому времени, правда, ветеран был уже слишком засвечен для нелегальной работы, и руководство «МИ-6» перевело его под дипломатическое прикрытие: базируясь в Гааге, он возглавлял небольшую, но очень эффективную агентурную сеть, доклады которой шли параллельно Сесилу и вице-камергеру Томасу Хениджу (тот курировал в Тайном совете голландские дела, а прежде — естественно! — входил в «старую гвардию» Фрэнсиса Уолсингема) [34] Спустя небольшое время после описываемых событий, в сентябре 1593-го, с Поули, вернувшимся на прежнее место службы, в Нидерланды, произошла загадочная история: он был арестован голландцами (!) за измену Британской короне (!!) по доносу какого-то мутного типа по имени Роджер Уолтон. (Доносчика, на всякий случай, прибрали тоже и долго трясли; не вытряслось из него, впрочем, ничего, кроме намеренья срубить деньжат по-легкому — действительно, дурак- инициативник ; а по возвращении домой в 1596-м дураку пришлось отсидеть еще и в родной английской тюрьме — а вот не кроши батон на кого ни попадя!) Поули вскоре выпустили, отправив в Лондон депешу с витиеватыми извинениями, в коей было специально отмечено, что на следствии тот вел себя «крайне осторожно и осмотрительно» — читай, молчал как рыба… Вообще-то этот странный наезд трудно оценить иначе, чем высший балл, выставленный Поули голландскими коллегами за ту самую агентурную сеть в сферах : «Да ты, братец, совсем охамел! Мы, конечно, союзники и даже товарищи по оружию, но узнавать все наши топ-секреты раньше нас самих — это чересчур!..» .

В свое время именно в Испанских Нидерландах Поули со своими людьми добыл для Уолсингема точную дату отплытия Великой Армады. Украсть или купить эти сведения в самОй Испании было весьма проблематично: глава испанской контрразведки Веласкес де Веласко был человеком весьма дельным, а золота и людей имел в своем распоряжении предостаточно. Ахиллесовой пятой разработанного Веласко режима секретности (что есть вопрос жизни и смерти для любой десантной операции) ожидаемо оказался воюющий в Нидерландах корпус герцога Пармы — который, собственно, и следовало по плану Филиппа II перевезти в Англию на кораблях Армады. А ведь корпус — это огромная неповоротливая структура, которую надо вывести с театра боевых действий, передислоцировать в порты и подготовить к погрузке — для чего необходимо, как минимум, знать предполагаемую дату этой самой погрузки ! И сохранить в тайне все эти сложные приготовления во враждебный оккупированной стране, где из-под каждого куста шпионит какой-нибудь Уленшпигель из местного Сопротивления — практически нереально; вот Поули и осталось «всего лишь» собрать и обобщить эти донесения с мест (в том числе свеженапечатанные агитматериалы : призывы к английскому населению поддержать армию вторжения, выполненные в стилистике приснопамятной листовки «Бей жида-политрука — рожа просит кирпича!»).