Владимир Нестерцов - Багаж императора. Необычная история

В Бахмут мы прибыли часам к одиннадцати. До встречи с управляющим у меня оставалось еще достаточно много времени. Я решил пройтись по городу, чтобы изучить обстановку и потолкаться в людных местах с целью сбора слухов о банде. Кроме того, следовало зайти к полицейскому исправнику, чтобы хоть что-то узнать о самом атамане.

На станционной площади активно функционировал небольшой рынок, предлагавший разнообразные изделия из глины. А глины, оказывается, здесь были отменными. Народ покупал в первую очередь товар, который был нужен в повседневной жизни: макитры, кувшины, тарелки, кружки. Все это было сделано качественно и с любовью.

Рядом продавался красный кирпич различных мелких купеческих заводиков. На каждом кирпиче стояло клеймо производителя. И если какой-нибудь из кирпичей, не дай Бог, в ходе кладки вдруг треснул, моментально менялась вся партия с извинениями. Тут же располагались представители страховых компаний, старейшей из них была компания «Саламандра». Если кто-то собирался строить дом, то он страховал его и в фундамент закладывалась чугунная плита с номером страхового полиса, которую трудно было уничтожить, в то время как бумаги имели тенденцию сгорать и потом трудно было восстанавливать документы. Кроме того, здесь торговали всякой снедью, поэтому я решил совместить приятное с полезным.

Подойдя к лотку, торгуещему горячими пирожками с требухой, картошкой, капустой, я взял несколько штук, заказал чашку чая из горячего самовара и, пристроившись, стал прислушиваться и удовлетворять свое чувство голода, которое начинало давать знать о себе деликатным бурчанием в желудке. Из общего базарного шума постепенно стали выделяться нужные мне сведения, которые могли быть полезными в дальнейшем. Один крестьянин другому доверительно сообщал:

– Так вот, я тебе и говорю, кум, вчера налетели на хутор Калиновский, пожгли, забрали все припасы, да еще плетьми отпороли, хорошо, что еще не постреляли. А власти нет, она ничего не может. Вот мужики, говорят, сами стали вооружаться, чтобы, значит, того, от бандитов отбиться. А то житья от них нету. Пьянствуют там в лесу и грабят, вот и все, на что они способны.

А рядом стоящая женщина, выбиравшая себе на кухню глечики, говорила своей товарке:

– А глаз свой поганый эта Маруська ложит на молодых и красивых мужиков. Вон у Катьки из Ивановки забрала мужа и целую неделю не выпускала его. Насилу сбег. Страсти рассказывает, жуть. Будто в банде одни разбойники, воруют девок и забавляются с ними, голыми на лошадях заставляют скакать и танцевать перед ними, когда они пьют и жрут. А Варька, как узнала об этом, так сама побежала к ним. А они ее прогнали, говорят, старая карга, кому ты нужна, а какая она карга − ей и тридцати годков еще нет. Я и спрашиваю ее, а где ж они обитают. Так она мне по секрету поведала, что на Семеновском хуторе, это там, за излучиной реки они находятся, − и посмотрев по сторонам и как бы выдавая страшную тайну, добавила, − а Варька сказала, что еще раз к ним пойдет, и будет ходить, пока не примут. Да ведь и понятно, мужика-то у нее давно нет, − и тяжело вздохнув, как бы сочувствуя своей знакомой, она выбрала два глечика и положила их в свою корзину.

Так по крупицам я узнал достаточно ценную для меня информацию о месте расположения банды, ее составе и нравах, царящих в ней.

Доев оставшийся пирожок, я решил направиться к полицейскому исправнику. Но не хотелось идти к нему в участок, это могло вызвать подозрения. Надо было где-то перехватить его в не очень людном месте. Как раз наступало обеденное время. И наверняка он как служивый человек придерживается четкого расписания приема пищи. Надо воспользоваться этой ситуацией. И я, покончив со своим перекусом, стал потихоньку дрейфовать в центр города.

Пройдя по центральной улице, я миновал гостиницу «Бристоль» и вышел на Малую Харьковскую улицу к двухэтажному зданию Азово-Коммерческого банка. Здесь Свицын должен был получать свой кредит. Осмотрев здание со всех сторон и изучив подходы к нему, я чуть наискосок заметил вывеску полицейского участка. Обеденное время уже заканчивалось, и у меня было два варианта: или исправник не выходил на обед и находится в участке , или он вот-вот должен вернуться с обеда. И в том и в другом случае мне были нужны терпение и выдержка.

У меня в этом плане в свое время были серьезные тренировки. Ставили нас в муравейник голыми ногами с полным стаканом воды на голове. И ты должен был там простоять минимум час, не разлив ни капли, и запомнить наизусть какой-нибудь текст, который в письменном виде размещался перед тобой или определенные предметы и дать им потом соответствующую характеристику. Это было ужасно, так как муравьи полчищами ползали по твоему телу, забираясь во все мыслимые и немыслимые места, непрерывно кусая, взбираясь на твое лицо и норовя попасть в глаза, рот, уши. А ты должен стоять смирно, не шелохнувшись, ибо если ты только начинал двигаться, то вода расплескивалась и все начиналось сначала. Только научившись абстрагироваться от действительности, как бы подниматься над собой, превратив себя в бесчувственное тело, можно было выдержать это испытание. И как ни странно, когда ты научился впадать в такое состояние, муравьи, как бы чувствуя перемену переставали жалить тебя и мирно ползали по всему телу. Такие тренировки проводились не только с муравьями, но и с другими всякими насекомыми и животными, которые в конечном итоге подчинялись тебе.

Но как показала жизнь, самое трудное − это приручить эмансипированную женщину. Тут все наработки оказывались бессильными, и в дело вступал индивидуальный опыт.

Я решил подождать исправника в расположенном поблизости с банком скверике. Купив газету у мальчишки-разносчика, я уютно пристроился на скамейке и стал читать бахмутские новости, периодически поглядывая в сторону полицейского участка. Минут через тридцать на противоположной от меня улице нарисовался белый мундир полицейского исправника. Был он достаточно упитанным, невысокого роста и шел вперевалку, держа руку на эфесе шашки, которая болталась сбоку. Дойдя примерно до уровня банка, он неожиданно, словно вспомнив что-то, резко развернулся и направился в здание.

Я понял, что как раз наступил мой момент. Быстро вскочив со скамейки, я словно куда-то спеша, бросился ему навстречу. В это время он замедлил ход, приостановился и, сняв свою форменную фуражку, начал платком вытирать вспотевший от быстрой ходьбы внутренний ободок. Я, проходя мимо него, словно споткнувшись, выбил его фуражку из рук, которая покатилась в сторону. От неожиданности он оторопел. Не давая ему опомниться, я подхватил фуражку и с тысячами извинений протянул ему ее. Он закрыл рот, видимо придя в себя от неожиданности, взял фуражку и, отряхивая ее, с укоризной произнес: